Щипач

Рост числа вредителей или изменников поощрялся сверху, в руководстве. Считалось, по мере развития социализма классовая борьба только будет обостряться. А уж после убийства Л. Николаевым секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) С. М. Кирова, причем по мотивам не политическим вовсе. Жена Николаева была любовницей Сергея Мироновича, причем не единственной. Но бросить тень морального разложения на секретаря не было позволено никому. Убийство сразу назвали актом политическим, и поднялась волна репрессий.

Алексей некоторое время был от политики, от ОГПУ – в стороне. После милицейской школы его распределили в двенадцатое отделение милиции, почти центр города. Город ему нравился. Исторические постройки, еще помнящие Петра Великого и его сподвижников. Своеобразная культура горожан. Конечно, упала после Октябрьского переворота, когда дворяне уезжали за границу или в места глухие, спасая себя и свои семьи. Но все же не суетная Москва, во многом заселенная после семнадцатого года выходцами из близлежащих сел и деревень.

По должности своей проверял несение подчиненными постовой службы. За мелочи – пуговицу на гимнастерке не застегнул, сапоги недостаточно надраены, не придирался. Смотрел – много ли преступлений произошло на закрепленной территории, скольких задержал, да грамотно ли юридически протоколы задержаний оформлены.

Случалось – и сам задерживал, особенно когда в цивильной одежде был. Помогал криминальный опыт. Шел как-то летним днем, в свой выходной, по Невскому. На трамвайной остановке народу полно. Внимание привлек молодой парень. Белая кепка, белая футболка, белые широкие штаны и белые же парусиновые туфли. Можно сказать, одет по моде тех лет, ничего примечательного. Но вот глаза бегающие, да не по лицам, а по одежде людей. Такой взгляд у карманников. Приценивается – насколько богато человек одет, да где деньги хранит. Некоторые механически дотрагивались рукой до кошельков, выдавая наблюдательному человеку их нахождение. У женщин портмоне обычно в сумочках. Для таких целей карманники имели монеты, заточенные по ободку. Зажимали такую монету между указательным и средним пальцами, резали сумочку, через разрез вытаскивали кошельки. В случае опасности бросали монету.

– Не моя, в первый раз вижу! – утверждали при задержании.

Карманника можно прихватить в первый момент после кражи, когда чужой кошелек уже в его кармане. Иначе на первой остановке выйдет, в укромном месте переложит деньги в свой карман, а кошелек выбросит. Портмоне – это улика. Зачастую действовали вдвоем. Щипач кошелек стырил, незаметно передал сообщнику, а чаще сообщнице. Обворованный хватится, надо заплатить за проезд, а кошелька нет. В первую очередь подозрение падает на человека рядом. Граждане побить готовы, негодуя. А карманник карманы выворачивает и кричит:

– Напрасно честного человека обвиняете! Сами обронили!

Обворованному уже неудобно. Все эти фокусы Алексей знал. И когда подошел трамвай, втиснулся сразу за щипачом. Вор наблюдателя за ним не замечал, целиком был поглощен будущей жертвой – средних лет женщиной, довольно ухоженной. Модная завивка, крепдешиновое платье, а не дешевый ситчик, как у многих. Народу в трамвае битком, но напарника или напарницы у вора не было, это Алексей уже «просек». Толпа сама притиснула вора к женщине. Алексей стоял через два человека от вора и момент самой кражи не видел. Кондуктор горланила:

– Граждане, оплачиваем проезд! Готовим мелочь. Следующая остановка Гостиный двор.

Вор начал протискиваться к выходу. Наверняка кража удалась. Алексей схватил щипача за запястье правой руки. Если вор левша, он успеет выкинуть кошелек. Вор дернулся, но Алексей держал крепко и громко сказал:

– Граждане, проверьте свои кошельки!

Пассажиры тут же стали судорожно щупать карманы, женщины открывали сумочки. И тут же женский визг:

– Порезал! Сумку порезал, гад!

И женщина подняла сумку, демонстрируя порез.

– Гражданка, покиньте трамвай, тут отделение милиции недалеко, надо заявление написать.

– Не буду писать, – вдруг уперлась жертва. – Чего я в милиции не видела?

– Тогда я вора с вашим кошельком отпускаю. Так?

– Нет уж!

Женщина стала протискиваться к выходу. Вместе с ней вышел парень лет двадцати.

– Можно, я помогу? – обратился он к Алексею.

– Можно, сними с него ремень и расстегни пуговицы.

– Волчара позорный! – заблажил вор. – При честном народе заголить меня хочешь?

– Думаешь, стыдно будет? В город вернешься года через два-три, если раньше судимостей не было!

Трамвай уже уехал. Парень расстегнул ремень, выдернул из шлевок. Метод старый и проверенный. Без ремня и с расстегнутыми пуговицами убежать невозможно, брюки сползут, упадешь. Уголовникам, кравшим у граждан, а не у государства, суды сроки давали маленькие. Большое начальство считало блатных оступившимися пролетариями, классово близкими, способными исправиться. Не то что классово чуждые элементы вроде кулаков или изменников Родины. Таким одна дорога – к стенке. Далеко идти не пришлось, десять минут и вошли в отделение. Дежурный встал из-за перегородки.

– Доставай кошелек!