Некоторое время, пока руководство выясняло, кто виноват, Алексей ходил на службу, потом ушел в отпуск. За время службы в Париже устал. Причем усталость не та, что после трудового дня, когда стоит выспаться и снова, как медный пятак. Усталость от постоянного нервного напряжения, желания хорошо выполнить опасное и трудновыполнимое задание и не вывести случайно на свой след французские спецслужбы. Такая усталость лечится долгим отдыхом, временем. На службе вручили путевку в крымский санаторий, в Симеиз. Однако не сезон. В марте море холодное, на набережной ветрено. Одно хорошо – воздух чистый, насыщен йодом и солью. И никаких забот. Гуляй, три раза в день кушай, принимай ванны и прочие процедуры, вроде массажа или ингаляций. Отдых от забот, лечение – дали свой эффект. Алексей почувствовал, как уходит напряжение, стал чаще улыбаться, с интересом поглядывать на женщин. Вспоминал Ольгу в Париже. Понравилась она ему. Но что она подумает? Исчез в одночасье. Впрочем, в разведке, в армии – люди не вольны своим поступкам. И хорошо, если для пользы Родины. А то при Ягоде и Ежове во многом интересы были чаще карьеристские.
Отдых закончился, и Алексей приехал в столицу. Первым делом на службу, отметиться. Где бы ни был офицер армии или спецслужбы, по какому делу – отпуск, болезнь, похороны, он обязан отметиться в местном филиале своей структуры. Офицеры в военкомате, сотрудники НКВД – в своей «конторе». Так было, так и осталось до сих пор.
Приехал в ИНО, сделал в канцелярии отметку, что прибыл и находится по такому-то адресу. Отпуска оставалась еще неделя. В коридорах отдела ковровые дорожки, звука шагов не слышно. Вышел из туалета, за углом коридора тихий разговор. Судя по запаху – курят.
– Симонов язык плохо знает, не пройдет.
– Авдеев знал, ему помогло?
«Авдеев» был псевдоним Алексея в парижской резидентуре. Алексей еще бы постоял, послушал, но курильщики удалились.
Из здания вышел в скверном настроении. Видимо, что-то знали эти курильщики о его дальнейшей службе. Не наградят, это точно. К тому же Серебрянский постарается вину за провал, за смерть генерала, свалить на него. Порядки в спецслужбах того времени жесткие, даже жестокие и непорядочные. Да и откуда им быть, если офицерскую честь большевики считали пережитком царского прошлого? Людей благородных власть или изгнала за границу или расстреляла.
Шел пешком, обдумывал ситуацию. Правильное решение принять не хватало исходных данных. Подождать окончания отпуска? Явится на службу, и окажется, что уже уволен. Или запрут в камеру внутренней тюрьмы и поговорят с пристрастием.
На Садовое кольцо вышел, уже и до дома недалеко, как услышал визг тормозов, глухой звук удара, почти сразу истошные крики женщин. Повернулся – на асфальте проезжей части мужчина лежит, под головой расплывется кровавое пятно. Рядом грузовой автомобиль, облицовка радиатора погнута. Из-за руля вышел водитель. Бледный, руки трясутся.
– Он сам с тротуара шагнул, даже не поглядел.
А к дорожному происшествию уже быстрым шагом идет сотрудник ОРУД, отдела по регулированию уличного движения, предтече ГАИ.
– Что случилось?
Водитель стал объяснять. На тротуаре стали собираться, как всегда в таких случаях, любопытные. Алексей наклонился к пострадавшему, потрогал пульс на руке. Впрочем, этого можно было и не делать. Грузовик передним колесом переехал голову, с такими повреждениями не живут. Алексей выпрямился, подошел к орудовцу.
– Мужчина погиб.
– Не уходите, я быстро!
Орудовец пошел, почти побежал к синей будке телефона-автомата. Алексей повернулся к любопытным.
– Кто был свидетелем? Вы? – И шагнул к мужчине.
Свидетелем, даже если кто-то видел, не хотел быть никто, быстро разошлись. Алексей обыскал карманы пиджака погибшего. Связка ключей, потрепанный паспорт, пятнадцать рублей. С фотографии на паспорте на него смотрел мужчина лет тридцати, немного похожий на Алексея. Сразу пришла мысль. Надо подбросить свои документы, вроде как он погиб. Достал свое удостоверение, портмоне с солидной суммой, ключи от квартиры. Все сразу засунул в карман погибшего. Шофер грузовика нервно вышагивал перед машиной, хватался за голову, причитал:
– Что его под машину понесло?
В этом месте, в самом деле, ни пешеходного перехода нет, ни светофора, а перекресток метрах в семидесяти.