Щипач

В январе 1929 года Слащёв был застрелен в своей жилой комнате при курсах тремя выстрелами из револьвера. Убийцей оказался курсант Московской пехотной школы им. Уншлихта Лазарь Львович Коленберг, двадцати четырех лет. Убийца утверждал, что отомстил за смерть своего брата, повешенного в Крыму по приказу Слащёва. Убийцу признали психически больным и не осудили.

Тело Слащёва кремировали 14 января в 16–30 в Московском крематории, тогда единственном в городе в присутствии представителей Реввоенсовета. После убийства Слащёва его жена несколько лет занималась театральной деятельностью, потом ее следы и дочки Слащёва теряются.

Кстати, все участники переговоров были убиты. Тененбаума арестовали 11 июня 1937 года, а 29 декабря этого же года расстреляли, было ему тогда 56 лет. Его хороший приятель И. Уншлихт был приговорен к расстрелу и убит 29 июля 1938 года.

Для официального выезда из страны Алексей получил в посольстве справку о якобы утерянном паспорте. С чувством исполненного долга отправился в морской порт. И только по дороге засек «хвост» за собой. Попытался провериться – не случайность ли? Менял несколько раз направление, резко поворачивал, а человек не отставал. Это уже не случайность. Преследователь имел европейское лицо, европейскую одежду, и Алексей вполне резонно решил – кто-то из представителей зарубежных разведок за ним следует. Убить бы, да оружия при себе нет. А кроме того, надо было покинуть Турцию без шума, без скандала.

Вот и морской пассажирский порт, недалеко находится грузовой. Расписание движения судов на турецком и немецком языках. Алексей оба языка не знал, но название города Севастополь прочитать смог. До отхода судна четыре часа. Купил билет, можно пройти на борт, судно «Коммунар» уже у причала и трап спущен.

Видимо, любопытство взыграло, захотелось узнать, кто его преследовал. Вышел из здания касс, а «хвост» стоит в сторонке. Завидев Алексея, даже отвернулся. Алексей решил вспомнить воровские навыки, приобретенные на зоне. Подошел ближе, якобы узнал старого приятеля.

– Александр! – вскричал он.

Имя распространенное во многих странах.

Подошел, крепко обнял, начал хлопать по плечу, по спине, вроде от радости встречи со старым другом. «Хвост» отстранился, даже уперся рукой в грудь Алексея, пытаясь отодвинуться. Алексею того и надо. Он уже успел выбить бумажник из внутреннего кармана пиджака мужчины, а сейчас прощупывал другие карманы. В брючном кармане справа нащупал небольшой пистолетик, да еще из заднего кармана брюк выудил небольшой пакет. Мужчина все же отстранился, что-то пробурчал на английском. Вроде – «извините, вы ошиблись», быстрым шагом ушел, поняв, что расшифрован. Вот теперь можно на пароход, в каюту, в спокойной обстановке проверить добычу. Взошел на борт.

Матрос проверил билет, а стоявший у трапа турецкий таможенник в форме лишь удостоил беглым взглядом. У Алексея при себе ни чемодана, ни баула, таможне он не интересен.

Стюард показал нужную палубу. Пароход еще царской постройки, поскольку надписи на табличках еще с «ятями», отмененными большевиками. Каюта на четверых, но пассажиров еще не было. Не было их до конца рейса. Пока из Турции в Советскую Россию мало кто хотел ехать, в основном госслужащие по делам.

Алексей уселся за столик, достал портмоне. В нем удостоверение личности на имя Жака Батиста Монтре, с фото. На нем как раз тот «хвост» запечатлен. И деньги бумажные, много. Алексей начал их разглядывать. Французские франки, английские фунты, немного турецких лир. Деньги Алексей переложил в свой карман, а портмоне и удостоверение выбросил в открытый иллюминатор. Этим бортом пароход стоял на другую сторону от причала, и никто увидеть сброс не мог. Потом взялся за бумажный пакет. В нем оказались тонкие листки папиросной бумаги, убористым машинописным текстом на французском. Документы решил оставить, передать в Москве руководству. Подосадовал на себя за незнание языков и дал слово начать учить в Москве, по возвращению, какой-либо язык из европейских, хоть французский, хоть немецкий.

Видимо, сказалось напряжение последних дней. Не только срывом задания рисковал, но и жизнью. Потому что прилег на кровать и мгновенно уснул. Проснулся ночью, в каюте темно, из приоткрытого иллюминатора прохладным воздухом тянет с запахом моря. И качка бортовая. Кроме того, по корпусу судна легкая вибрация от работающих машин парохода. В иллюминатор не видно ни зги. Ни маяка, ни огней на берегу. В открытом море пароход. И, несмотря на позднюю весну, на море неспокойно. На Черном море обычно штормит по осени. Тогда волны большие, свинцово-серые, и мореплавание становится опасным, особенно для небольших судов.