Щегол

— Ладно, — сказал я, прекрасно понимая, что только что шагнул навстречу самой крупной ошибке в жизни — мелкому воровству, жестянке для милостыни, ночевке на тротуарах и бездомности, к проёбу, после которого пути назад уже не будет.

Борис торжествовал:

— На пляж, да? На пляж?

Вот так вот все и идет к черту: в одну секунду.

— Да куда хочешь, — ответил я, откидывая челку с глаз. Устал я смертельно. — Но надо сейчас уходить. Пожалуйста.

— Что, прямо сейчас?

— Да. Тебе нужно из дома что-нибудь забрать?

— Прямо сегодня?!

— Борис, я не шучу. — От наших препирательств во мне снова всколыхнулась паника. — Я не могу просто сидеть тут и ждать… — С картиной проблема, конечно, непонятно было, как все провернуть, ладно, Борис выйдет, и я что-нибудь придумаю — …Пожалуйста, пойдем.

— Что, в Америке все так плохо с государственной опекой? — недоверчиво уточнил Борис. — Ты прямо как будто про копов говоришь.

— Идешь со мной? Да или нет?

— Мне время нужно. Ну, то есть, — продолжил он, догнав меня, — мы не можем прямо сейчас уехать! Ну правда, клянусь! Подожди немного. Дай мне день! Всего один день!

— Зачем?

Он явно растерялся:

— Ну, как, потому что…

— Потому — что?

— Потому что, потому что мне надо с Котку повидаться! И — да куча всего! Ну правда, ты не можешь сегодня уехать! — повторил он, когда я ничего не ответил. — Ну послушай меня. Сам пожалеешь потом. Вот правда. Пойдем ко мне! Подожди до утра!

— Я не могу ждать, — отрезал я, сгреб свою половину денег и направился к себе в комнату.

— Поттер!.. — побежал он за мной.

— Да?

— Мне нужно тебе что-то очень важное сказать.

— Борис, — повернулся я к нему, — да какого ж хера. Что еще? — спросил я — мы стояли, уставившись друг на друга. — Если тебе есть что сказать, давай, говори уже.

— Боюсь, что ты разозлишься.

— Что случилось? Что ты натворил?

Борис молчал, грыз заусенец на большом пальце.

— Ну, что?

Он отвернулся.

— Тебе надо остаться, — промямлил он. — Ты совершаешь ошибку.

— Так, все, забудь, — огрызнулся я, снова отвернувшись. — Не хочешь со мной ехать, не надо, понял? Но я тут не могу всю ночь торчать.

Я думал, что Борис спросит, что у меня там в наволочке, ведь она была такой пухлой и к тому же странной формы, после того как я уж слишком хорошо потрудился над упаковкой картины. Но когда я отлепил ее от изголовья и засунул в сумку (вместе с айподом, ноутбуком, зарядкой, «Ветром, песком и звездами», мамиными фотографиями, зубной щеткой и сменой одежды), он только осклабился, но ничего не спросил. Когда же я вытащил из недр шкафа свой школьный блейзер, который был мне заметно мал, хотя мама покупала его мне на вырост, он кивнул и сказал:

— Хорошая идея.

— А что?

— Вид будет не такой бездомный.

— Ноябрь на дворе, — сказал я. Из Нью-Йорка я привез всего один теплый свитер. Я засунул блейзер в сумку и застегнул ее. — Холодно будет.

Борис с нагловатым видом подпирал стену.

— Ну и что будешь делать? Жить на улице, на вокзале, где?

— Позвоню другу, у которого раньше жил.

— Если бы ты им был нужен, они б тебя уже давно усыновили.

— Они не могли! Как они могли это сделать?

Борис скрестил руки.

— Не нужен ты этой семье. Ты мне сам же говорил — много раз. И, кстати, от них ни слуху, ни духу.

— Неправда, — ответил я, с минуту растерянно помолчав. Всего-то пару месяцев назад Энди прислал мне длиннющий (по его меркам) и-мейл, где написал все школьные новости — скандал с тренером по теннису, который лапал девчонок из нашего класса, — хотя та жизнь осталась так далеко, что я как будто про совсем незнакомых людей читал.

— Слишком много детей? — напомнил Борис, как мне показалось, с легкой издевкой. — Места не хватает? Про это помнишь? Сам говорил, что мать с отцом только обрадовались, когда ты уехал.

— Отъебись.

Голова у меня уже начинала раскалываться. Что делать, если появятся люди из соцслужб и снова посадят меня на заднее сиденье машины? Кому тут в Неваде я могу позвонить? Миссис Спир? Сбоише? Жирному продавцу в магазине сборных моделей для склеивания, который продавал нам клей для склеивания моделей — только без моделей?

Борис потащился за мной вниз, где мы с ним остановились посреди гостиной возле испереживавшегося Поппера, который кинулся нам наперерез и глядел на нас так, будто прекрасно понимал, что происходит.

— Ох, твою мать, — сказал я, поставив сумку на пол.

Молчание.

— Борис, — спросил я, — ты не можешь?..

— Нет.

— А Котку?..

— Нет.

— Ну и хер с вами, — сказал я, подхватил пса и сунул его под мышку. — Я его тут не оставлю, чтоб она его снова запирала и морила голодом.

— И куда ты собрался? — спросил Борис, когда я направился к выходу.

— А?

— Пешком? В аэропорт?

— Погоди-ка, — сказал я, спустив Попчика на пол. Меня вдруг затошнило так, будто я вот-вот выблюю на ковер все красное вино. — А с собакой в самолет можно?

— Нельзя, — безжалостно ответил Борис, выплюнув отгрызенный кусок ногтя.

Он вел себя как мудак, как же мне хотелось ему врезать.

— Ну и ладно, — сказал я. — Может, кто-то в аэропорту его захочет приютить. Или, а пошло все в жопу, поеду на поезде.