— Здравствуйте, Пал Семеныч! — сказала она.
— Здравствуйте, Леночка! — ответил я.
И будто меня чем по голове ударили. Леночка! Блондинка! То-то я все замечаю… Вот это компот-изюм! Ай-ай-ай!
— Позовите-ка техника Каридазову, — на ходу бросил я рассыльной, — с чертежами.
Вошла Леночка.
— Ну садитесь, милая. — сказал я. — Рассказывайте, как дела?
Леночка зашуршала чертежами.
— Нет-нет! — удержал я ее руку. — Бог с ними. Я про другое. Совсем про другое, Леночка. Вот смотрю — грустная вы какая-то. Какая-то сама не своя. Может, случилось что? Вошло, так сказать, в жизнь? Какое-нибудь большое чувство, а?
Леночка опустила глаза.
«Эге! — смекнул я. — Так оно и есть. Ах ты, пичуга!»
— Ну что же вы молчите? — как можно нежнее произнес я. — Блондинка на букву «Л».
— Я не на «Л», — сказала Леночка. — Я на букву «Е» — Елена.
— Вот как!
— Да, — вздохнула Леночка. — Елена.
— М-гу… Ну, а если у вас ничего не случилось, — раздраженно сказал я, — никаких таких потрясений, то работать надо, Каридазова. Работать! А не по углам мыкаться!
Вот ребус, а! А может, перемотал этот Гришкин? Может, все-таки «Е» выпадало? Палец у него тонкий. Какой там к черту палец. Шило, а не палец… А если не перемотал, кто же тогда? Людмила Федоровна не полная блондинка. Скорее шатенка. Люка Изяславовна — благодарим покорно. Пусть она в подъемный кран влюбляется. Или в семафор. Софья Куприяновна? Софочка? Конечно, чистая блондинка, хоть пробу ставь. Но ведь на «С».
— Вас к Лиане Матвеевне!
— Куда?!
— К Лиане Матвеевне, — повторила рассыльная. Мать честная! Какой остолоп! Ну, конечно же, Лиана!
«Ах, Павел Семеныч, этот привод у вас такой оригинальный! Ах, Павел Семеныч, вы считаете, как арифмометр!»
Ха-ха! Привод! Повод, а не привод! Только круглый дурак мог не догадаться!
Так!.. Галстук на месте? Брр!.. Что за галстук! Тряпка, а не галстук! Удивительно даже, что, несмотря на это-галстук, такая женщина и… Нет, какой я все-таки осел!
— Сама вызывает? — остановила меня Софья Куприяновна.
— Сама Лиана Матвеевна! — с достоинством ответил я.
— Любопытно, что понадобилось этой крашеной мегере?
— Не понял. Что значит — крашеной?
— Боже! Как мужчины наивны! — сказала Софья Куприяновна. — Вы думаете, она натуральная блондинка? Черта лысого!
По дороге домой я ругал Гришкина последними словами. «Удавиться тебе на этой нитке, интриган!» — свирепо думал я.
— Ты ничего не замечаешь? — спросила жена, открыв мне дверь.
— А что такое я должен заметить?!
— Присмотрись внимательно, — сказала она.
— Пожалуйста! — я демонстративно посмотрел налево, потом направо. — Еще! Или достаточно? У нас появилась лишняя комната? Стал выше потолок?
— Нет, — сказала жена. — Просто я покрасила волосы… в рыжий цвет.
— Потрясающе! — всплеснул руками я. — Непонятно, почему дремлет радио!
И я ушел на кухню. И просидел там час. Но потом, подталкиваемый одной неотвязной мыслью, открыл дверь и крикнул:
— Люба! А, собственно, какого цвета ты была раньше?!
ОДИН
С работы я обычно хожу один. А на этот раз присоединился к Гайдукиной Марье Ивановне. Не то чтобы мы с Гайдукиной были в каких-то очень дружеских отношениях, а просто у нее изо всех наших сотрудников особенно доброе лицо. Отзывчивое какое-то. Вот я с ней вместе и подгадал.
Прошли мы некоторое расстояние, вдруг Гайдукина слегка так вроде бы занервничала и говорит:
— Что-то вы не торопитесь. Медленно очень шагаете.
— Да куда же, собственно говоря, торопиться? — сказал я. — Некуда мне больше торопиться, дорогая Марья Ивановна… Жена от меня ушла.
— Вот тебе раз! — удивилась Гайдукина. — Чего это она?
— Так ведь, знаете, как бывает, — горестно пожал плечами я. — Характерами, говорит, не сошлись.
— Ай-яй-яй! — сказала Гайдукина. — Ай-яй-яй… А я, знаете ли, тороплюсь. Спешу очень. За телефон надо успеть заплатить. А то грозились обрезать.
— Да-а, — вздохнул я. — Вот так… Не сошлись, говорит, характерами…
— И что это у них за манера такая — возмущенно сказала Гайдукина. — Чуть что — угрожать. За телефон не уплатил — обрежем, за свет немножко опоздал — обрежем. А телефон этот, прости господи, никуда не дозвонишься.
— Это уж точно, — согласился я. — Скорее бегом добежишь, чем по телефону.
— Мне бы кому чего обрезать! — сказала Гайдукина. — Ну, я направо. До свидания.
И она свернула. А я побрел дальше один. Так я прошел квартала два и неожиданно встретил хорошего своего приятеля Мишу Побойника.
— Миша! — сказал я. — Мишенька! Бог тебя послал. Давай зайдем куда-нибудь, выпьем по стаканчику.
— Ч-черт! — обрадовался Миша. — Ты как в воду глядел! Сам только об этом подумал, да очень уж одному скучно.
Мы зашли в закусочную, взяли по стаканчику.
— Хоть бы поинтересовался, с чего это я выпиваю, — грустно сказал я.
— Ас чего ты выпиваешь? — хмыкнул Миша. — Похмеляешься, небось?
— Хуже, Мишенька… Гораздо хуже. Жена от меня ушла.
— Совсем, что ли? — спросил Миша.
— Навсегда. Характерами, видишь ли, не сошлись.