— Если нужно так, то — за неудачную.
Чокнулись. Сквозь "белый шум" в голове донесся сигнал — она поняла, что он имел в виду.
— Если нужно сделать такое предложение, от которого она не сможет отказаться… — нарочито сухо начала она.
Он внезапно пресек движение ее холодной мысли резким, ударом. Шар грохнул в лузу.
— Это ей хочется сделать такое предложение… Ладно. Разберусь.
Похоже, он уже злился на себя за то, что дал хмельную слабинку, которая сегодня была позволительна только ей, сменившей стиль.
"Точно-точно. Это все от того, что ты сменила стиль", — сказала она себе и еще подумала, что пора ей уходить в гражданские адвокаты по разводам и первым клиентом брать Хохлова. Пока не поздно.
И еще она изумилась.
"Надо же, до такой степени сегодня ничего не происходит!" — изумилась она сквозь шум усиливавшегося, но все еще приятного и ненавязчивого хмельного ветерка.
Она оказалась в одной компании с человеком, у которого тоже больше ничего не происходит. Ни развода, ни примирения… Еще один кандидат для поступления на работу в глобальную корпорацию, которой не существует. Настоящий кандидат. В отличие от другого, ненастоящего, несуществующего. Но от которого теперь зависело все в ее собственной жизни… Просто сама жизнь. Какую бы крутую суперохрану ни выставлял сейчас босс к дверям этого клуба или в дверям ее квартиры.
А пока не произошло фатального звонка, можно было делать все, что угодно. Надо позволить себе делать.
Надо просто подойти к нему и посочувствовать. Раз в жизни. Под предлогом хорошего шампанского.
Он нагнулся над столом. Какой-то сложный удар. Какая разница, какой. Все равно не пройдет!
Она подошла к нему и положила руку ему на затылок.
— Олег.
Он оцепенел под ее рукой.
— Слушай меня. У нас, типа, хэдхантеров, есть такой кошмар. У нас на фирме это называется "кандидат съел билет".
Он распрямился под ее рукой. Приставил кий к столу и повернулся к ней.
Она так и держала его за затылок. Сейчас он никуда не денется из-под ее руки.
— Это когда все со всеми договорились, все подтверждено, авансы, знаешь, проплачены, а кандидат просто не выходит на работу… Понимаешь? В фирму клиента. Просто не выходит и все. Он в ауте. Это наш самый страшный кошмар.
Хохлов смотрел на нее сейчас, как смотрят хорошие дикторы из телевизора на зрителей, а она, вытянув руку вверх, держала его за голову, зная, что не отпустит, пока что-то сегодня не случится.
— У нас было дело… Кандидат… это была она… отличный менеджер. Должна лететь в Европу, в головной офис. У нее на руках билет на самолет. У подъезда стоит наша машина — везти ее в аэропорт. Понимаешь, да, что произошло?
Хохлов осторожно кивнул под ее рукой:
— Съела билет, да?.. Просто не вышла из квартиры?
Она тоже кивнула в ответ, чувствуя, что так недолго уронить голову. Не его — свою.
— Типа того.
— Забаррикадировалась?
— Типа того…
— Она была твоим клиентом?
— Кандидатом. Но не моим. Не моей…
— И тебя послали к ней?
Голову Хохлова стало держать легче, его голова прекратила сопротивляться. Если приглядеться к его голове — стала немного ближе и ниже.
— Ну, я не СОБР, вообще-то… чтобы железные двери там ломать. И не федеральный розыск. Мне, вообще, самой…
Вот он кошмар! Слезы подкатили… Стой, подруга! Нажралась, дура, расслабилась.
Как-то она легко взлетела над полом и оказалась на бортике стола…
Губы у него не бледные, а оказались такими сухими. Очень сухими и очень мягкими. Странно, такие легкие губы у такого… Кого? И такая легкая рука. Она уже висела в воздухе, парила-плыла на спине над бильярдным столом, едва не касаясь затылком поверхности. Вот он, кошмар! Точный удар кием — и ее голова покатится и упадет в лузу. "Чужой"… нет, это "чужая" в дальнюю. Хорошо бы, в самую-самую дальнюю!
— Нет!
Первое "нет" за сегодня.
— Что с тобой? — Участливый, теплый шепот.
— Подними меня, пожалуйста.
Голова немного кружилась. Пол, появившись под ногами, покачивался. Хохлов и кий стояли перед ней неподвижно.
Справиться со своими губами, с языком — и сказать очень четко, с правильной дикцией:
— Это предложение я сегодня принять не могу. Извини.
Он кивнул. Все нормально. Ничего еще не происходит.
Она вспомнила.
Теперь черт с ней, с дикцией:
— Ты это… ты меня перебил. Я что хотела сказать… Знаешь, в конце концов она имела право. Такое последнее право. Ведь это мы с клиентом наехали на нее с предложением… Давили на психику. А ей просто хотелось… ну, не знаю чего.
Она посмотрела ему в глаза. Он понимал.
— У нее было это последнее право… Знаешь? Съесть билет. У каждого есть. Ты понимаешь, о чем я?
Можно было не спрашивать.
— Она, кстати, потом прислала деньги. За билет. И за это… типа, бензин… Вот такая, понимаешь…
— Я так и думал, — сказал он, соглашаясь с ней чисто по-джентльменски.
Придерживаясь за борт, она отвернулась и увидела на столике свой бокал. Почти пустой. Последний глоток.
Она оттолкнулась от борта, пошла к столику. Все нормально. Последний глоток. Так сухо во рту. После таких сухих губ.
Она потянулась к бокалу — и тогда раздался выстрел. Она отдернула руку, так и не дотянувшись.
Эсэмеска! Как бомба.