Шаш

– Я же сказал, что мало. Тот мужик, говорят, пьяный был. Летом с трубы ныряют спокойно. Я нырял. Течение не такое быстрое, доплыть до берега можно спокойно. Перед водопадом есть сетка, правда с дырками. Я ещё не знаю, как его подкараулить. Из дома звать опасно. Нужно последить, может, он уходит из дому по вечерам. Ты его помнишь в лицо?

– Смутно.

– Хорошо. Я послежу, посмотрим, что выйдет. Об этом никому.

– Запарил. Пистолет покажи.

– Спрятан. Ты когда ещё будешь у Горошка?

– Почти каждый день хожу. О тебе спрашивает. Почему не звонишь.

* * *

Опустошающие чувства беспрепятственно проникали глубоко внутрь. И не спрятаться от них никуда. Даже среди отражающих свет низкого Солнца белых вершин и нетронутых снежных полей в затемнённых длинными зимними тенями непроходимых ущельях. Беспомощный, Вар не пытался тогда сопротивляться, замирал в ожидании, страшась ещё большей опасности. Что за этой волной не последует другая, безрассудная и спасительная волна решимости, побеждающая на короткое время страх, бессилие и одиночество. Вар тихо удивлялся, что люди вокруг не замечают в нём ничего особенного, что его не останавливают на улице прохожие и не спрашивают, всё ли с ним в порядке. С ним, вероятно, всё в порядке. Просто иногда вдруг накатит такое, перед чем кажется бессильной даже самая желанная на свете улыбка.

– Привет! Заходи. Как здорово, что ты пришёл!

Какое прекрасное лицо. Грустное и тёплое. Горошек наклонилась, чтобы достать ему домашние тапочки, тонкое платье обтянуло лёгкие и выразительные линии её спины и ягодиц. В прихожей было необычно тепло для зимнего сезона в городе Шаш.

– У вас жарко, я без тапочек обойдусь.

– Мама любит, когда тепло. Померяй эти. Ты почему так давно не звонишь?

– Вот пришёл.

– Хочешь чаю?

– Не откажусь.

Кухня казалась совершенно незнакомой, хотя он уже был здесь один раз.

– Одна?

– Да, родители на работе.

– Так поздно?

– Они всегда задерживаются. Папа часто ночью приходит.

– Рэм мне сказал, что вы уезжаете?

– Да, собираемся.

– Страшно?

– Не знаю. Папа уже давно хотел уехать туда, где он родился. Он всегда говорит, что здесь ему трудно развернуться. А теперь и мама не против. Моя подружка уже уехала. Её папа ещё совсем больной, но они не хотели здесь больше оставаться.

– А ты?

– Я не знаю.

Вот здесь мне нужно находиться всё время. Пить чай, приготовленный этими руками, бросать незаметные взгляды на белую шею.

– Рэм рассказал про вашего друга. Как жалко его!

– Жалко. Я Вита очень любил, – Вар почувствовал, что его глаза увлажнились, и старался приглушить наплыв чувств. Глаза Горошка смотрели в его глаза с грустной простотой. Не пытаясь проникнуть глубоко, просто светились и грели. Как будто они умели так греть только его одного во всей вселенной.

Он стал рассказывать ей истории про них с Витом и Рэмом, забыв, что она уже слышала их не один раз. Всё равно. Симпатичным шашам всегда нравятся эти истории. Очень давнее наблюдение. Интерес искристых глаз ласкал, весёлый смех проникал глубоко, наполнял теплом и спокойствием. Всё будет хорошо.

– Я сижу и жду его. Час проходит, уже где-то половина второго. Я знаю, что он приедет, только вот когда. Наконец, к концу второго часа, вдруг вываливается из автобуса, и самое первое, что он мне говорит: «Слушай, я забыл деньги дома, подождёшь, пока съезжу за ними?»

Горошек смеялась заразительно и грустно. Он незаметно вдыхал воздух, пытаясь уловить аромат открытой кожи её рук и шеи. И не был уверен, когда вдруг удавалось, кажется ли ему эта сладость или нет. Она должна пахнуть именно так.

Он наговорил аппетит, Горошек накормила его вкусным маминым борщом с большим куском мяса. Несомненный знак частых посещений этого дома Рэмом. Мясо не задержалось на тарелке. После борща на столе опять появился чай и домашнее варенье, хотя уже не было места ни для того, ни для другого.

Совсем поздно. Они оба откинулись на спинки стульев, чувствуя надвигающуюся сонливость.

– Ну твои родители и полуночники.

– У мамы дежурство на этой неделе, а папа всегда так работает.

– Чем он занимается?

– Он заведует всеми автобусами города.

Вар благоразумно удержал в себе шутку о ночном городском транспорте. Пора было собираться домой.

– Спасибо за угощение. Набил живот, вставать не хочется.

– Оставайся на ночь, уже очень поздно. Как ты доберёшься?

– Доеду, не в первый раз.

– У тебя есть деньги на такси?

– Да ничего, что-нибудь поймаю.

– Подожди.

Горошек ушла в свою комнату и вернулась с несколькими зелёными бумажками в руках.

– Возьми.

– Да брось ты, не надо!

– Бери!

Сложенные деньги лежали на раскрытой белой ладони как щедрый дар, от которого нельзя отказаться. Вар, удивляясь себе, с улыбкой положил их в карман.

– Спасибо, – он чувствовал, что его лицо в этот момент правильно выражает его чувства. Горошек, наверно, думала так же про свою улыбку.

Они прошли в прихожую. Решимость появилась, когда Вар надевал туфли и куртку под молчаливым наблюдением. Он знал, что это можно сделать. Готовый к выходу, он обернулся к ней лицом, поднял руку и провёл пальцами по коже её руки. От плеча до тонкого запястья.

– Пока.

– Пока.