Шарм

Впрочем, он теперь всеобщий любимец. Дымка почти не выпускает его из виду, даже когда он на работе, Нияз раз в неделю приглашает его поиграть в карты, а Луми дает ему уроки игры на трубе в обмен на уроки французского, пока мы с Кауамхи ходим по ресторанам.

Так что, в общем и целом, мы устроились неплохо и начинаем строить новую жизнь.

Рядом со мной скульптура женщины и дракона, и, глядя на нее, я вдруг замечаю то, чего не замечала прежде. У нее есть рога.

Мое сердце начинает учащенно биться. Это памятник горгулье, которая сразилась с драконом!

Я отмечаю про себя, что надо будет спросить Хадсона, не говорил ли ему кто-нибудь об этой скульптуре. Ведь наверняка кто-нибудь знает, почему ее воздвигли.

Может быть, горгульи способны проделывать временны́е разломы. Может быть, она попала в Мир Теней случайно, как и я.

У меня вдруг обрывается сердце. Я единственная горгулья в Адари – а значит, вот эта горгулья, кем бы она ни была, проиграла в схватке с драконом времени. Я проглатываю подступившую к горлу желчь и бросаю недоеденный сэндвич в урну.

Мне не хочется об этом думать, не хочется представлять себе, как она потерпела поражение и погибла, хотя здесь она изображена свирепой и вперившей в дракона грозный взгляд.

В ее глазах читается вызов, губы решительно сжаты, голова воинственно опущена, рога выставлены вперед, готовые к бою. Она явно нереально крута – как только может быть крута женщина, – и части меня хочется стать такой же, как она, когда я стану старше.

Как только я думаю об этом, внутри меня что-то происходит.

Где-то в глубине моего существа, в месте, которого я не узнаю – которого я никогда в себе не ощущала, – чувствуется какое-то шевеление. Шевеление, которого я не могу ни объяснить, ни описать.

Это похоже на вдруг вспыхнувший во мне серебряный свет, он с каждой секундой становится все ярче. Этот свет озаряет все темные закоулки внутри меня, о существовании которых я никогда даже не подозревала, и наполняет их силой. И решимостью, которой я никогда не чувствовала в себе прежде – во всяком случае так, как сейчас.

А затем происходит еще кое-что.

Все эти закоулки, все места, которых касается этот свет, начинают медленно превращаться в камень.

Я пыталась добиться этого уже несколько недель, пыталась найти в себе горгулью с тех самых пор, как превратилась обратно в человека в вечер нападения драконов. Но мне не удавалось ее отыскать, не удавалось понять, как этого добиться. Да, я превращалась в камень, но прежде я никогда не чувствовала себя вот так.

Теперь же, когда я нашла свою горгулью, мне не хочется останавливаться. Я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой сильной или такой умиротворенной.

Я еще никогда не чувствовала себя такой цельной, как будто все части меня наконец начали действовать вместе. Как будто я наконец стала той, кем мне всегда было предназначено стать.

Это так странно – странно, что мне пришлось оказаться в другом мире, – чтобы обнаружить это. И еще более странно, что это было во мне всегда.

Я думаю о родителях. Знали ли они, что я горгулья? И если знали, то почему ничего мне не сказали? Но затем я выкидываю эту мысль из головы, потому что это не важно. Потому что теперь у меня есть крылья. И когти. И тело из камня.

Теперь, когда я знаю, что и как со мной происходит, и не паникую из-за неизвестности, это просто отпад.

Я делаю пару шагов и сразу же вспоминаю, как тяжело идти, когда ты состоишь из камня. Поэтому я пытаюсь сфокусировать свой внутренний свет, пытаюсь использовать его, чтобы из каменного обличья перейти в другое – то, в котором я остаюсь горгульей, но при этом могу летать, бегать и делать многие другие клевые вещи.

Это происходит не так, как в тот вечер, когда мы сразились с драконами. Я не сразу становлюсь горгульей, которая способна бегать и творить другие крутые вещи.

Но, заглянув в себя в попытке найти источник света, пронизывающего меня, я в конечном итоге обнаруживаю блестящую платиновую нить. Она находится среди нескольких других разноцветных нитей – ярко-розовой, ярко-зеленой, синей оттенка «электрик», от которой, как мне кажется, исходят тепло и радость.

Может, дотронуться до этой нити, чтобы просто посмотреть, что будет? Но я решаю вернуться к ней позже, потому что меня тянет к платиновой нити. Я делаю еще один глубокий вдох, затем выдыхаю, считая до десяти, как меня учила мать Хезер, и медленно, медленно провожу по ней пальцами.

Мое каменное тело дрожит, и секунду мне кажется, что что-то начинает происходить, но как только мои пальцы перестают касаться платиновой нити, все прекращается. Я пытаюсь снова – и на этот раз прижимаю пальцы крепче. Камень опять начинает дрожать. Сотрясаться. Мои нервные окончания начинает покалывать, и с каждым мгновением это ощущение становится все сильнее.

Но как только я убираю руку с нити, ощущение прекращается, и я снова становлюсь тяжелым камнем, которому трудно двигаться.