Шарлотта Исабель Хансен

У него по шее забегали мурашки. Неужели мать его ребенка была чуть ли не шлюха? Он до сих пор потратил прилично времени на то, чтобы примириться с тем, что мать Шарлотты Исабель не то чтобы была воспитана при французском дворе и не то чтобы вела жизнь завзятой интеллектуалки! Она была кассиршей. Точка. Финале. Но в то же самое время у него как-то незаметно сложилось представление о ней как о чистом человеке. Он приписал ей значительные запасы Дианиных добродетелей, невинности и доброты.

И тут она оказывается вот кем! Вульгарной, блудливой бабенкой, которая, не успев окуклиться из подросткового кокона, покувыркалась уже с несколькими сотнями парней, из которых Ярле был всего лишь свежим ебарем среди безумного множества пускающих слюни кобелей, так основательно ее осеменявших, что она даже и не догадывалась, кто же был отцом ее ребятенка?

Солидная женщина? И как ему могло прийти в голову, что Анетта Хансен представляет собой нечто иное, чем жалкую шлюшку?

«Я еду на юг, вот ребенок, пожалуйста, в четверг у нее деньрожденье». Батон и сырки?

«Придется мне заняться несчастным ребенком, — думал Ярле, удрученный собственными размышлениями. — Совершенно ясно, что те, с кем она имеет дело, не способны на это». Он решительным шагом вошел в игрушечный магазин. Его окружал мир ярких, кричащих красок — красная, желтая, зеленая, синяя. Пластмасса. Ярле, со своей обритой головой и черной одеждой, остановился, оглядываясь по сторонам. Его дочери требуются забота и внимание. С учетом того окружения, в каком она растет там, в своем Шеене.

— Могу я вам помочь? — перед ним стояла сильно накрашенная девушка с хвостиком. Розовая губная помада, ровненькие зубки, все лицо замазано темным тональным кремом.

Накладные ресницы? Накладные ресницы. Зеленые тени с серебристым отливом.

Примерно так он представлял себе Анетту Хансен, разве только та наверняка была жирной как бочка и только и делала, что смотрела телевизионные сериалы, развалившись на диване и запустив руку в пакет с чипсами.

— А постеры у вас есть? — сказал он со всей возможной невозмутимостью.

И что же такое придумать?

Чертовски дурацкая ситуация. Собственно говоря, сегодня он собирался заниматься. Собственно, он собирался глубже погрузиться в Пруста. Собственно, у него была назначена встреча с научным руководителем. Но вот ничего подобного. Вот он болтается здесь. Торопится через Торг-алменнинген. Держа в руках пакет с тамагочи и с постером. Это было просто-напросто унизительно.

Что он оказался втянутым в такую дурацкую ситуацию. Мало того что ему посадили на шею чужого ребенка, но он к тому же еще вынужден ходить искать ее, ходить волноваться из-за того, что с ней могло приключиться что-нибудь и что он понятия не имеет, где эту девчонку носит.

Ярле вдохнул. И выдохнул. Он попробовал размышлять трезво. О’кей. Если посмотреть на это трезво, то такие вещи так не делаются. «Что мне, обойти все до одной детские площадки в Бергене? Бесполезно. Если посмотреть на вещи трезво, то встретить их я хоть с какой-то вероятностью могу только в одном месте. Дома. И не важно, — сказал он себе, — не важно, насколько бы по-дурацки я себя ни вел, все-таки вот это — отобрать ребенка у его отца — совершенно неприемлемо. Она должна снова появиться дома».

Он потрусил по направлению к Мёленприс. Лицо Шарлотты Исабель то и дело вставало у него перед глазами. Он пытался отодвинуть его, но она не желала исчезать. Она улыбалась. Она сияла. Она показывала щелочку между зубами, за спиной у нее болтался рюкзачок в форме яблока, и она говорила: «Папа! Папа!»

Ярле вошел в квартиру со слабой надеждой, что они уже пришли. Но нет. Он позвонил в дверь к Грете, и тут тоже со слабой надеждой, что они дома, но нет.

Он повесил куртку в прихожей, аккуратненько поставил туфли рядышком на подставку для обуви, как если бы от этого сегодняшний день стал более благопристойным. Он завернул тамагочи как можно старательнее и поставил его на полку среди других подарков. Его подарок выглядел красиво. Вот только, может быть, был маловат по сравнению со многими другими. Он по очереди доставал их с полки и читал, что на них написано. «Для Лотты от тети Элизабет». «Лотте на семь лет от дяди Карла и тети Иды Элисе». «Нашей дорогой Лотте от бабушки и дедушки».

«И это ведь, как ни странно, мои близкие, — подумал Ярле. — Я их не знаю, но они мои родные».

Он схватил телефонную трубку и набрал первый из номеров, записанных в письме от Анетты. Он не ожидал, что она окажется там, но он же должен был попробовать позвонить. Никто не отвечал. Может, ему бы надо позвонить ей на работу, попробовать разыскать ее через головной офис торгового дома «Рема-1000» или, может, лучше позвонить в автосалон в Шеене и узнать, нет ли Трунна на работе?

Или лучше ему этого не делать?