Шарады любви

— Бросьте! — ответил Линтон строгим тоном. — Вы отлично знали, что делаете. Перестаньте изображать передо мной наивного младенца! Слава Богу, ничего непоправимого не произошло, и мы можем с честью выйти из этого положения. Но только если вы будете меня во всем слушаться.

Даниэль молча опустила глаза на свои атласные туфельки и принялась их внимательно рассматривать. Граф же продолжал:

— Во-вторых. Впредь вы не будете ездить по городским окраинам и трущобам в одиночку. Кого вы выберете в качестве сопровождающего, меня не интересует. Когда у меня будет время, я сам стану им. Но, во всяком случае, одна вы больше никуда не поедете. Понятно?

— Я могла бы попросить об этом Джулиана, Уэстмора, Тони или Филиппа. Уверена, что каждый из них с величайшей радостью согласится. — Даниэль подняла голову и, глядя в лицо графа, одарила его лучезарной улыбкой. — Видите, милорд, я готова безоговорочно исполнить все ваши желания.

— Действительно, мне повезло в жизни, — пробормотал граф. — Но предупреждаю, что я не передумал ехать в Мервенуэй. Думаю, ваши друзья сумеют летом обойтись и без вас.

— Конечно, шевалье будет трудно, но я надеюсь, что он справится.

Даниэль почувствовала такое облегчение, как будто с плеч у нее свалилась тяжелейшая ноша. Она невероятно обрадовалась такой реакции Джастина на ее признания. Первый трудный шаг к примирению был сделан. Теперь, может быть, ей и удастся вырвать мужа из когтей Маргарет. Даниэль вдруг подумала, что впервые в жизни почему-то отказалась от борьбы: лишь немного похныкала и с готовностью уступила мужа любовнице, покорно пошла на поводу у общества и приняла его правила, прикрывшись условной маской гордости. Больше такого не повторится! Она бросит перчатку этой Мейнеринг. Любовница найдет достойного противника в законной жене!

— Хотел бы я знать, — сказал с лукавой улыбкой граф, — что сейчас происходит в этой маленькой, хорошенькой, хотя и коварной головке?

— Неужели так трудно догадаться? Вот никогда не думала, что у меня такой глупый муж!

Даниэль пожала плечами и с равнодушным видом направилась к двери. Линтон бросился за ней, схватил за плечи и развернул к себе лицом:

— Я стал глупым совсем недавно. И не в последнюю очередь благодаря вам, любезная супруга!

— Вы правы, — просто ответила Даниэль.

— Больше я никогда не допущу повторения чего-либо подобного! Вы теперь всегда будете говорить мне правду… Всю правду! Понятно?

Даниэль потупила взор, чтобы Джастин не прочел лжи в ее глазах, хотя причиной тому был его собственный обман…

— Отнесите меня к себе в постель, милый, — шепнула она, обвив руками шею мужа…

Глава 14

— Слова Демулена меня не убедили, Линтон. — Уильям Питт, граф Чатам, хмуро шагал из угла в угол по устилавшему его кабинет турецкому ковру. — Это слишком просто — сказать, что все закончилось.

— «Король в Лувре. Национальное собрание в Тюильрийском дворце. Каналы расчищены. Рынок ломится от мешков с зерном. Казна полна. Мукомольные мельницы вертятся. Предатели бегут сломя голову. Аристократия при последнем издыхании. Патриоты празднуют победу», — отчеканил Джастин.

— Браво, Линтон! — захлопал в ладоши Питт. — У вас потрясающая память!

— Тогда уж не у меня, а у Даниэль, — засмеялся граф. — Я столько раз слышал, как она с презрением цитировала Демулена, что слова этого деятеля накрепко засели у меня в голове.

— Значит, она также ему не верит?

— Не верит, — задумчиво ответил Линтон. — Она многое узнает от тех, кто «бежит сломя голову» и имеет доступ к самым свежим новостям из Парижа. Участились случаи грабежей так называемых врагов народа и самосуда над ними. С тех пор как герцог Орлеанский со всем семейством покинул Париж и обосновался в Лондоне, Пале-Рояль отдали народу. Роскошный дворец стал приютом для игорных домов, кафе, таверн и публичных домов. Полиция оттуда не вылезает. Но одновременно туда же переместился и центр политической жизни Парижа. Неясно только, может ли из дискуссий, проходящих в столь диком и бесконтрольном окружении, родиться что-нибудь разумное?

— В Пале-Рояле развелось слишком много всяких фракций и группировок, — сказал Питт. — Самые сильные из них, пожалуй, якобинцы и кордельеры, и буквально на глазах возникают все новые и новые. Каждая из них имеет свою газету для разжигания страстей у легко возбудимой публики.

Питт замолчал, продолжая расхаживать по кабинету. Джастин же сидел у стола и жмурился от падавших на него через открытое окно ярких лучей майского солнца. Он знал, что его премьер должен сначала разговориться, а уже потом приступить к главному. Пока же Линтону казалось, что Питт пригласил его просто на дружеский разговор о политической ситуации, сложившейся в Париже летом 1790 года.

— Мне нужна кое-какая информация из первых рук, Джастин. Кстати, не хотите ли бокал кларета?

— Благодарю! Вы хотите, чтобы эту информацию обеспечил я?

— Да, Джастин. Я не решался обратиться к вам с подобной просьбой раньше. Тогда вы были по уши заняты своими семейными делами, и я считал это вполне естественным.