Шантаж

— Я Акима Яновича Рябины сын. Иваном звать. Вчера, как услыхали, что батюшку моего в поруб посадили по поклёпу, аки злодея злодейского — испугались все. Суда неправедного. Все в лодку попрыгали да утекли. А мне батюшку родненького в беде бросать… — не по чести. Вот и вернулся. Надо бы разузнать — как тут дела-то. А я-то только одного из здешних тут и знаю, вот, хозяина, у которого мы на постой стали. Пошёл к его двору. А тут… Вот.

— Ясно. Так, не нашего ума это дело. Пошли-ка на посадников двор. И забота его, и баба его. Ты, малёк, с нами. Побежишь…

— Да я что — не понимаю! Да я же сам туда и шёл, у меня ж там родный батюшка Аким Янович…

— Ну-ка, телегу заворачивай. Двинулись.

Нуте-с, Иван Юрьевич, подведём предварительные итоги. Вы полный идиот. «В России ничего не тайна…». А ты, как дитё малое… Начитался детективов, насмотрелся сериалов… Дурень дураковский! Это ж Русь! Все теории заговоров в этом народе можете засунуть в… перечень ложных теорий. О каких заговорах и тайных обществах может идти речь в этой стране?! В двадцатых годах 19 века петербургские острословы очень смеялись над одним указом Александра Первого Благословенного, согласно которому Государь Император распустил тайные общества. «Что ж это за такие «Тайные общества» которые указом властей могут быть упразднены подобно отделениям губернского управления?».

Я задумал шантажировать посадника его изменщицей-женой. Для усиления первого визуального впечатления предполагаемого объекта шантажа, велел покойнице и косы расплести, и пятен в подходящих местах по-расставить, и платье снять и убрать. Вот, дескать: «жена твоя неверная, господин посадник, с другим игралась-миловалась. Да не просто так, в уголочке под кусточком, а бесстыдно бегала голая по лугу. Позор и полное для тебя бесчестие. И даже наказать её ты не можешь, поскольку она уже того… Запнулась, о камень головой стукнулась да и убилась. А полюбовник еёный, испугался да сбежал. Видишь, какие она дела постыдные делала. Не хочешь, чтобы я про такое рассказал — отпусти Акима». И так ручкой выразительно — на обнажённое тело. Типа: «Смотри, вот про это — все узнать могут».

А тут и так все уже знают. Из посада мы выбрались с толпой человек в тридцать. Большая часть, естественно, мальчишки. Но это ещё хуже — они же впереди бегут, гомонят, оповещают. Солнце ещё не взошло, ворота в крепостицу закрыты. Перед воротами — пяток возов, десятка три людей. Такой хай поднялся… Всяк норовит ряднину откинуть, да на голую госпожу посадницу полюбоваться. Многие — и потрогать. Коли за это плетей не дадут, как вчера было бы, пока она живая была.

Как до посадникова двора доехали — толпа уже человек в сто. «Того, кто не ушёл по-английски, могут послать по-русски». Я, честно говоря, ещё до города прикидывать начал — а не сбежать ли? Фиг там — смерды, они, конечно, пейзане. Но меня «пасут». И — плотненько. Если бы забег на длинную дистанцию — я бы ещё попробовал. А на короткой… Молодые здоровые парни на полста шагов догонят и завалят. И тогда будет совсем плохо. А пока — иду себе добровольно. Не англичаннию. На явную и мучительную казнь. Как Иисус на Голгофу. На кой черт он сам на себе крест свой тащил? Чтобы палачи по жаре не притомились? Всё равно же помирать…

Стражники у посадниковых ворот сперва по уставу:

— Кто такие? Куда прёшь? Осади назад! Бунтовать вздумали?

Тут кто-то из доброхотов ряднинку с покойницы сдёрнул. И вкратце объяснил наблюдаемое явление.

— О! У! Ё! Заводи во двор!

Телегу во двор завели, прямо к крыльцу подогнали. Отсечь или разогнать зевак… Выучка здешней стражи… Ну конечно — они мёртвых голых посадниц каждое воскресенья возами возят… Ворота на распашку стоят, в них ещё народ забегает. Стражники воротные с места не сошли, но не туда — наружу, а сюда — во двор смотрят.

Ванька! Сейчас совсем плохо будет. Сейчас уже не Акима мучить будут, а тебя самого до смерти забивать. Толпой. Как разгорячённая толпа в несколько сот рыл по одинокому оппоненту прокатывается… При правильно организованно целеуказании… Дурак. Куда ж ты полез! Да не лез я! Я ж не по своей воле во всё это! Я же не хотел, меня же вляпало! Во всё это, в «Святую Русь» эту! А и хрен с вами! Гулять — так гулять!

Пока посадника нет — гуляем. «А как власть придёт — помирать будем». «Пастухи» мои — у меня за спиной, назад, влево-вправо — не дёрнуться. Перед носом — телега. Сдёргиваем ряднинку, вспрыгиваем на телегу. К людям — лицом, шапку — долой, ручку в ворот рубахи. И — в голос. По-зазывальному.

— Эй вы, люди добрые! Люди добрые, православные! Вот глядите вы на сиё безобразие, на тело мёртвое. Тело мёртвое, тело голое. Да и пребываете вы в сомнении. В размышлении да смущении. Что покойница сия — посадница, то по лицу да по убранству видимо…

— Кака така посадница? Ты чё? Тама… да ну… брехня… (часть присутствующих — не вполне информированы. «Слышал звон, да не знает где он» — наше общенародное состояние. «Звоним»)