Шантаж

– А что вы? – спросил он пренебрежительно, словно ребенка. – Ну что вы?.. Оружия наверняка нет, позвонить я не дам, крикнете – не услышат. Если только с кулачка­ми на меня. Но женщина вы хрупкая…

Он двинулся от двери, приближаясь к Зиночке, и та медленно отступала в комнату, клокоча, но поддаваясь напору исходившей от него силы.

– Впрочем, о хрупкости это так, к слову, – ласково сказал он. – Уверен, что мы столкуемся по-хорошему… Скажите мне, Зинаида Яновна, должна ли быть в мире справедливость?

Почему-то вопрос этот отрезвил ее.

«Я веду себя глупо. Надо вслушиваться, что он гово­рит. Не мечтать о расправе с помощью кухонной утвари. Глупо. Глупо. Глупо».

Ей удалось затолкать свой праведный гнев на задвор­ки души. Почти удалось унять омрачавшее разум возму­щение.

– Я спрашиваю, справедливость должна быть? – по­вторил незнакомец.

– Справедливость есть.

– Увы, не всегда, – сокрушенно покачал он голо­вой. – Далеко не всегда. Вот, скажем, один человек мучается, а другой нет. Несправедливо. Надо, чтобы ник­то не страдал или пусть страдают оба. Вы согласны?

– Ближе к делу, – отозвалась Зиночка, уже не зады­хаясь.

– Браво!.. По вашей вине может пострадать один че­ловек и его друзья. Если это случится, тогда пострадаете и вы.

– Только не пытайтесь меня запугать!

«Ишь ты! И глазом не моргнула».

Экспертша как-то не вполне укладывалась в представ­ление Приезжего о красивых женщинах.

– Характер показываете? Ну-ну. А сердечко-то небось прыгает? Поверьте, сочувствую. Но что делать? Вы нас прижимаете, мы огрызаемся. Как говорится, борьба ми­ров… Но вы же не захотите, чтобы что-то случилось с Сережей? Верно? Такой хорошенький мальчик, и вдруг…

Вот теперь Кибрит испугалась. Отчаянно, обморочно, как никогда в жизни. Где Сережка?! Ему давно пора быть дома! Она – невероятно!.. – она забыла о нем с появле­нием этого негодяя в передней!

Привычка владеть своим лицом отчасти скрыла от Приезжего степень ее паники, но и того, что он увидел, хватило для злобного торжества.

– Отчего вы молчите?

– Я слушаю, – с трудом проговорила Кибрит.

– А-а. Тогда продолжаю. Конечно, он только племянник. Это ослабляет впечатление. Но все-таки тоже непри­ятно. Сын родной сестры…

Страх накатывал волнами, леденя спину и оставляя испарину на лбу.

«Павел… Шурик… хоть кто-нибудь!.. Никого… Надо сию минуту что-то с собой сделать. Иначе я очумею и проиграю вообще все!»

– Что-то пригорает! – ахнула отчаянно. Незнакомец потянул носом – действительно, припахивало.

– Пошли проверим.

Карауля каждое движение Кибрит, он проводил ее в кухню. Разрешил снять с конфорки начавшую пришквариваться морковь, погасил газ под бушевавшим чайни­ком и – то ли поддавшись любопытству, то ли готовя комплимент для налаживания отношений – приоткрыл крышку жаровни с фрикадельками.

– M-м… аппетитно.

Может быть, эти полторы-две секунды и спасли Зиночку. Она приникла к окну и заметила во дворе косма­тую тень резвившегося Рикки. Значит, и Сережа рядом! Пока ничто не потеряно! Холод сбежал со спины, внутри начало успокаиваться и твердеть.

Стальные пальцы легли на ее плечо:

– Кто там?

– Никого нет.

Рикки уже скрылся, тускло светил фонарь, смотреть было не на что. Они вернулись в комнату.

Зазвонил телефон. Пал Палыч? Шурик? Кто-то услы­шал ее отчаяние? Или просто сестра скучает на дежур­стве? Успеть бы крикнуть в трубку хоть слово! Но возле аппарата монументально застыл злодей. Девять звонков – и тишина.

Зиночка отвернулась к зеркалу, чтобы выяснить, не слишком ли потерянный у нее вид: предстояла еще неве­домая борьба и нечего обнадеживать противника легкой победой. Фу-ты! Лоб блестит, нос тоже, скулы выперли, взгляд, как у голодной кошки…

Ей мнилось, что она пудрится и подкрашивает губы для демонстрации хладнокровия и для придания себе некоего имиджа официальной служительницы правосу­дия. Она обозвала бы жутко нехорошим словом того, кто сказал бы, что она возжаждала понравиться шантажисту, понравиться сугубо по-женски.

Между тем было именно так. Включилась интуиция, и Зиночка начала играть привычную, понятную ему кра­сотку: умеренно сообразительную, умеренно порядоч­ную, но способную продаться, если прижмут, то есть нормальную шлюшку.

Воображая, что застегнула на все пуговицы свой ми­лицейский мундир, она сказала:

– А вы очень рискуете. Если до вас доберутся…

Шантажист расплылся в улыбке:

– Раз рискую, значит, крепко застрахован… Так есть у нас база для разговора?

– Смотря о чем.

«Ну вот, давно бы так».

– По сути, речь о пустяке, – деловито заговорил он. – От вас требуется только одно: перед анализом хорошенько протереть весы, что взяли у несчастного Миркина. Вот и все. Вы меня поняли?

«Проба на кремний (следовательно, шлих). Пал Палыч угадал – золото-сырец, приисковая контрабанда…»

Кибрит спохватилась, что слегка передержала паузу.

– Да, поняла. Но что же мы стоим? Давайте сядем.

– Давно жду приглашения.

Они сели, Зиночка бессознательно приняла картин­ную позу.

– Признаться, вы меня так напугали, что ноги не держат…

Шантажист благосклонно отметил совершившуюся в ней перемену.