Шанс, в котором нет правил [черновик]

Один из стандартных способов связи, обычно применяющийся, когда Аркадий Петрович чем-то занят, с кем-то разговаривает — или по каким-то своим причинам не хочет произносить пожелание вслух.

В кабинете у Волкова никого не было. И по стандартным каналам ничего не проходило. Точно. А учитывая вчерашнее… ну что ж. С некоторой вероятностью, сейчас мне предъявят результаты моего эксперимента. Несколько раньше, чем я думал.

Волков стоял, отвернувшись к окну.

— Кошелев мертв, — сказал он, не оборачиваясь.

Все входящие шли через приемную — то есть, через Габриэляна. О смерти Кошелева не сообщал никто. Сообщений от тех, чью корреспонденцию Габриэлян не имел права просматривать — Коваленко и Рыбака, начальника СБ, — тоже не было. Cледовательно, у нас есть сухой остаток…

— И он не просто умер, — сказал Волков, продолжая созерцать московские крыши. — Над ним был совершен экзорцизм.

Господин советник повернулся и Габриэлян заметил, что выглядит он неважно. Как человек, причем человек, только что переживший сосудистый криз.

Хотелось бы знать, могут эти господа сделать хоть что-нибудь по-людски? Они же сами хотели — для опытов. Для обыкновенных рабочих опытов, для обкатки оружия. И что в результате? Очередное спонтанное исцеление, которого Кошелев, в его-то возрасте, естественно не пережил. И вместо вполне пригодного к использованию старшего получаем никуда не годный труп — и заодно информируем Аркадия Петровича настолько точно и подробно, насколько это вообще возможно сделать, не подавая ему докладную записку о происшествии. Это все, конечно, тоже данные и данные полезные, но сил же нет никаких.

— Как я понимаю, совершен успешно, — сказал Габриэлян.

— Вы все правильно понимаете, — Волков провел рукой по лбу, стирая пот, которого не было и не могло быть. Нда. Если в нем отозвались такие старые рефлексы, дела и впрямь неважны.

А что если у этих господ все получилось? Если они копают не только биологию. Ищут именно способ экзорцизма с заранее предсказанным результатом?

Ну что ж… от такого эффекта и Аахен не отказался бы. Если он и правда управляем.

— Кстати, — с некоторой живостью продолжил Волков, — я не помню, Вадим Арович, чтобы я давал вам санкцию на ликвидацию Кошелева.

— Вы ее не давали, господин советник.

И это есть факт. Не давал. Ни как советник, ни как мастер.

— Чем вы тогда объясните свои действия?

Как будто такой номер и правда можно как-нибудь объяснить…

— Территориальный Совет собирается меньше чем через месяц. Дело Кошелева не поставлено на повестку дня, но непременно там окажется. Совокупность фактов такова, что Совет с высокой вероятностью приговорил бы его. Казнь вашего птенца могла повредить вашей репутации. Если бы он оспорил приговор — вам, его мастеру, пришлось бы выйти на помост. Когда-то давно вы сказали, что убивать своих птенцов — не легче, чем убивать своих детей.

Волков наморщил лоб. Он сказал это давно, очень давно, еще до рождения Габриэляна, и сформулировал несколько иначе, но фразу успели растиражировать именно в этой редакции…

— Стало быть, вы щадили мои чувства. Не могу не оценить такой подход, Вадим Арович. Благодарю. Но требую, чтобы вы в дальнейшем к нему не возвращались.

Дело не в чувствах. И он это прекрасно понимает. Я поставил его в безвыходное положение. Он может спросить с меня за это дело, но это означает вслух признать, что он меня не контролирует. Вот до такой степени не контролирует. А он этого не может себе позволить. Сейчас — не может. Как раз с учетом дела Кошелева. Два раза — это много.

Это если по поверхности.

А если глубже, то сам факт экзорцизма сказал ему все, что нужно, о том, с кем я связался и чем я занимаюсь. И почему. И почему оно было сделано, как сделано — не просто без приказа, а вопреки прямому приказу. Чтобы, если дойдет до пожара, он мог сказать правду, только правду и ничего, кроме правды. Отсчет пошел — и даже отыгранные полгода могут означать победу. Значит, у нас должен быть запас.

— Поскольку, — Волков слегка двигает ладонью, штора опускается, города больше нет, — как показывает практика, другие дисциплинарные меры не производят должного воздействия, в следующий раз мне придется вас попросту убить.

— Конечно, господин Советник.

— Я хочу, чтобы расследование по делу Кошелева началось немедленно. По всей форме. И чтобы вы курировали это дело лично.

— Будет исполнено, господин Советник.

А уж как это оформлять — как исцеление, теракт или особо зверское самоубийство, я на месте посмотрю. Сильно подозреваю, что ничего хорошего я на этом месте не увижу.

— Я не приказывал отправляться туда лично, — словно прочитав мысли референта, сказал господин советник. — Вы будете нужны мне здесь.

Значит, в Питер едет Король, и едет прямо сейчас. Авиатакси — это быстрее, чем ждать утреннего монорельса. Олег… Пожалуй, пусть остается.

— Хорошо, господин Советник. Следует ли мне поставить в известность соответствующие службы немедленно?

— Да, конечно. Я хочу, чтобы останки начали искать прямо сейчас. Если вам повезет, к утру их найдут.