Шанс, в котором нет правил [черновик]

— У Падди Уэста на Лондон-Роуд, — пропел он, — просторный каменный дом…

И ступил на эскалатор.

— Налив самогона, стал Падди врать, — вода охватила его ступни, и от холода он чуть не взвыл, но только запел громче: — Что это ямайский ром. Потом сказал: ты везучий, сынок…

Последние слова он выдыхал уже в воду, и чтобы петь дальше, ему нужно было вдохнуть воды.

Ледяная игла пробила легкие, но не убила его.

— В порту тебя шхуна ждет… — какой все же молодец Игорь, какие у него славные песни… — Капитан там ублюдок, а боцман гад, но судно тебе подойдет…

Ну вот вам, и объяли меня воды до души моей и ничего с той душой особого не произошло. Вода и вода. И невода. Сеть. Но ячейки крупнее меня. В том-то все и дело, я маленькая рыба, жареный карась, существую чудом. И правильная песня греет изнутри, а как еще, когда такое кругом?

Снимай мокрую куртку, займи любое из мест.

И знай, что море — твой дом и твой крест,

Раз так сказал Падди Уэст…

Вода замедляла движение, но ненамного — она была какая-то очень… жидкая. Пузыристая. Все бы хорошо, если б не запах — настой тысячелетней гнили. Как и в прошлый раз, на перроне было полно народу, безликие темные фигуры на двух ногах, как статуи с изъеденными морем чертами. Поднимая со дна муть, какие-то лохмотья то ли давно сгнивших водорослей, то ли чего похуже, и целые рои зловонных пузырей, у платформы остановился поезд. Не чудовище. Просто поезд. С паровозом. Из Люмьера. Белый дым поднимался вверх. Как это он в воде? Да не в воде, а в сознании, — сказал спокойный голос где-то внутри.

Эней ввалился в вагон — и, как в прошлый раз, не нашел никаких проблем с посадочным местом. Двери закрылись. Теперь куда? А хрен его знает, куда.

Деятель в оранжевых перчатках примостился рядом.

— Тебе нужен Кошелев? — спросил он весело. — Хорошо. Отдам тебе Кошелева. Подарю. Хочешь?

— Когда опрокинули третий стакан, — завел Эней, чтобы не отвечать. — То Падди Уэст прокричал…

Если спутник был продуктом его подсознания, то за него подсознанию положена была тройка с минусом. За поезд — пятерка, поезд — это была вещь, а за деятеля — тройка.

— Ты не понял, — деятель потер пальцем одной руки ладонь другой. Резина издала противный скрип. — Я у тебя ничего взамен не прошу. Не нужно мне твоей души, остановись-мгновенья, крови невинного Ивасика и прочей романтической шелухи. Так дарю. И заодно избавлю тебя от всех этих мук и от своего присутствия. Так и быть, — деятель перекинул из руки в руку бамбуковую трость, на набалдашнике что-то блеснуло…

Условие, — усмехнулся Эней про себя. Он обязательно сейчас поставит условие… А вслух пропел:

— Бегом наверх и зарифить грот, не то порвет его шквал…

— Ты просто дай мне свое принципиальное согласие. «Да» — и все. Тебе же хочется.

Хочется — перехочется.

— Наверх я взбежал, топоча, как мул — но грота найти не смог…

— А чтобы ты мне поверил, — деятель сделал приглашающий жест, — знай: сейчас ты уснешь. И разбудит тебя знакомый. В хорошо знакомом месте.

— Зарифил занавес на окне! — рявкнул на него Эней — и деятель исчез. И вообще все исчезло.

«И там же, в углу, прилег…»

В сознание его вернули вполне традиционно — оплеухой. Эней сфокусировал глаза и увидел Ринату.

У Ринаты ничего ниоткуда не торчало, да и цвет лица был вполне себе ничего, как для Питера. Бледная, и губная помада зеленая — но зато никаких следов разложения. Совершенно обычная Рината. Слегка напуганная только.

— Спасибо, — сказал Эней, — помогло.

— Какой черт тебя сюда принес? — спросила обеспокоенная Рината.

Эней огляделся. Он был в агентстве, в комнате отдыха. За матовой раздвижной стенкой постукивали по виртуальной клавиатуре, говорили по комму, варили кофе — словом, шла обычная трудовая жизнь.

— Это не черт меня принес. Это я его. За плечами. Вырубился в метро и ноги сами принесли. За мной хвост, наверное, — поморщился Эней, — но это не страшно. Там не удивятся, что я сюда пришел. Который час?

— Половина второго.

— Т-твою дивизию… — еще шляться и шляться. Где? Как?

— Что с тобой? Почему ты пришел? Почему в таком виде?

— В каком?

Она вместо ответа раскрыла пудреницу.

М-да. В таком виде даже в гроб не кладут. Подкрашивают.

— Рината… раз я уже здесь… можно в душ?

— Можно. И в душ, и супу, и поспать. Что это с тобой?

— Подставился вместо клиента. Обстоятельства сложились неудачно. Вчера — бык, сегодня тореро.

— Что делать-то будешь?

— Да ничего не делать. Все в порядке.

Рината, кажется, поверила. Он был убедителен — или поверить было легче?