Шанс на падение (СИ)

Она каждую их встречу совершает то, что хочет Том, что он желает видеть в ее падении в Ад. Он завлекает ее в болото ненависти к себе и ненависти окружающих к ней, разочаровывается в том, как легко она идет на его поводу, приходит в ярость, понимая, что та сильная Вальбурга, известная ему в школе, сломалась.

Насильный брак надломил ее, вечные зелья, которыми сначала накачивал Орион, а потом уже и она себя, чтобы облегчить бренное существование и отогнать сжирающие мозг депрессивные мысли, столкнули ее на колени, заставляя опустить голову. И Том пользовался этим, изрезал ее тело и выворачивал наизнанку, заставлял делать непотребные вещи, молча наблюдая со стороны, сдерживая вечный немой порыв помочь ей наконец сдохнуть.

Вальбурга не нужна этому миру, Вальбурга — лишний пазл серой картинки, медленно теряющий свою яркость, превращаясь в угольный и снова не подходящий. Она бесчувственная и потерянная в своем бессмысленном существовании вечной проекции обиды на то, как сильно Том ее опускает.

Ей плевать на собственного сына, Волдеморт внутри хохочет, довольный ее очередным проигрышем в этой игре без правил и шанса на победу.

— Я сделаю с ним даже больше, чем с тобой. А в самом конце вырву трепещущее сердце и разорву на маленькие частички, которые скормлю своим слугам на обед.

Бокал в руке женщины не шевелится, она молча делает еще глоток вина и демонстрирует ему идеальную насмешливую улыбку казненной королевы.

— Конечно.

Вальбурга Блэк готова идти по миллионам голов ради своей цели. И даже собственный сын не становится причиной остановки. Павшая, никому на самом деле ненужная, не умеющая сдерживать свои амбиции, она вызывает только насмешку и пренебрежение со стороны Тома-почти-Волдеморта. В самом деле, в этой партии ведь не только он лишился всех фигур.

И два живых трупа продолжают смертельное танго, срывая с себя последние частички уважения.

========== Русалка. Том Риддл; Антонин Долохов; Розье; Эйвери ==========

Русалочья песнь разносится на километры вокруг, мрачные морские воды, волнуясь, приподнимаются и опускаются, пока Том стряхивает с себя мокрую рубаху и с превосходством глядит на изуродованное существо, запихнутое в вакуум и заблокированное множеством проклятий. Розье с опасением проверяет работу защитных заклинаний и взглядом замирает на зубцах острой короны, надетой на голову уродки, клыки ее выпирают разрозненно из открытого в немом крике рта, а черный хвост мотается из стороны в сторону.

Он отловил королеву. В этой неравной игре с обманчивой красотой монстров он победил.

— Голосят, — скупо бросает Долохов, замерший у борта палубы и закуривающий сигарету. Сизый дым теряется в опускающихся сумерках, темные кольца его кудрей спадают на нахмуренный лоб, тенями отражаясь в изумрудах глаз, наполненных смешанными эмоциями и живым волнением от предстоящего пути назад. — Плохо.

На самом деле, все происходящее — плохо. Главная русалка вьется в небольшом пространстве, заполненным водой, словно юла, бьется руками в прозрачные стены и дергает рвано хвостом из стороны в сторону. Это напоминает злого кота, готового броситься на человека, что заставляет Тома показать слабую улыбку, ни капельки не снимающую его напряжения. Глаза у королевы пустые и гнилые, словно отражение внешности, они впериваются в того, кто лишил их свободы, мрачными искрами разлетаются в стороны и прожигают дыру в оголенном бледном торсе.

Русалка шипит о мести, ее последовательницы скорбными голосами тянут протяжную песнь — пока еще тихую и невнятную, Том бросает Лестрейнджу и Эйвери, чтобы укрепили защитные чары, а сам направляется в сторону кают, желая сменить одежду на сухую и окатить себя теплой водой. Зубы стучат на холодном ветру палубы, он быстрыми шагами пересекает расстояние и скрывается за тяжелой дверью, захлопывая ее и не оборачиваясь на русалку, оставляя друзей готовиться к отплытию.

Одиночество пропитанных теплом комнат обволакивает его и завлекает в приятные объятия, он позволяет себе ненадолго расслабиться, вставая под иголочные струи и закрывая глаза. Под дрожащими веками вырисовываются подводные образы, царапины, оставленные хвостом королевы, покрытым жесткими блестящими на свету чешуйками, болезненными кровавыми вмятинами шипят на спине. Он заводит руку с палочкой себе за голову и взмахивает ею, призывая колбу с лечебным зельем и заставляя содержимое растереться по болезненным местам. Том морщится от боли и отплевывается от воды, попадающей на радужки и оседающей на длинных ресницах, качает головой и на несколько секунд вслушивается в звуки на судне, но не различает ничего, спокойно протираясь полотенцем и натягивая готовую одежду.

Сухая и мягкая, она удобно ложится на его тело, антрацитовые глаза устремляются на свое отражение и вглядываются в белоснежные идеальные черты. Он — живое произведение искусства, наполненный вдохновением мазок художника на холсте.

Только вот, песнь русалок больше не различима.