Я очнулся от острой боли в локтевом сгибе. Приоткрыв глаза увидел, как медсестра ловко пристраивает капельницу, а от бутылки протянулась прозрачная трубка к игле, торчащей из моей руки. Приклеив иглу лейкопластырем к коже, девушка молча взглянула куда-то и вновь вышла из помещения. Повернув голову, я увидел Ивана Петровича с мужчинами, стоящими у окна. У всех было озадаченные лица, и все смотрели с тревогой на меня. Что-то выудили? Что я им сказал?
Прислушавшись к себе, я ничего не обнаружил кроме слабости. Еще в памяти остались обрывки какого-то сна. Опять морской бриз южного моря. Жара. Запах растений и пение птиц. Дополнительно я увидел примитивную хижину, покрытую пальмовыми листьями и стенами из кривых стволов каких-то деревьев. За хижиной находилась сплошная стена из тропических растений. Что это? Откуда? Это сон был?
– Я что-то говорил? – прохрипел я, обращаясь к мужикам. – Пить хочется, – признался, ощущая сухость во рту.
Один из мужиков наполнил стакан из графина и подал мне.
– Ты что-нибудь помнишь? – спросил Иван Петрович, пока я утолял жажду.
– Не-а, – отозвался я, опустошив стакан. – Значит меня удалось загипнотизировать? – поинтересовался. – Я что-то сказал? – повторил вопрос.
– Разберемся, – загадочно отозвался мой мучитель.
Долбаные комитетчики! Из всего пытаются сделать тайну! Конечно! Если они не будут прикрывать свою деятельность таинственностью, то кто их будет бояться? «Подонки, однозначно…!»
– Лежи, отдыхай. Завтра, желательно, свою зарядку пропусти. Пусть организм очистится и восстановится, – указал мне Иван Петрович и вышел с мужиками из кабинета с озабоченным видом.
Неделю меня никто не беспокоил. Мои тренировки с Владимиром по вечерам, а также встречи с Леркой по утрам на зарядке продолжались. Периодически, я таскал из магазина напарнику печенье, конфеты, лимонад и пирожные, а спиртное он не просил. С девчонкой у нас сложились обычные отношения двух знакомых, однако она ожидала большего. Я же не мог переступить через себя, хотя и хотелось.
– Ну и озадачил же ты, Сергей все научное сообщество! – признался появившийся Иван Петрович. – Ты видел, слышал и чувствовал чего-нибудь во время последнего опыта? – спросил и пристально уставился в мои глаза.
– Я уже отвечал, что нет, – ответил я с раздражением. – Мне показалось, что только закрыл глаза и тут же почувствовал укол в вену, – пояснил. – Что случилось? Я что-нибудь делал? Сказал что-то? – взорвался.
– Сказал…, – признался комитетчик, не сводя с меня взгляда. – Невольно признаешь реинкарнацию и поверишь в переселение душ, – в замешательстве покачал головой. – Ты заговорил на неизвестном языке, – наконец признался он. Слышал, что под гипнозом или в других случаях некоторые люди способны на это, но подобные случаи единичны в мире. Даже ученые, которые занимаются изучением человеческого мозга могут не встретить этого за всю жизнь. Теперь ты понимаешь, какой шум поднялся в научной среде из-за этого события? Некоторые тебя требуют и хотят повторить опыт. Ты ведь не хочешь оказаться в их руках в качестве подопытного кролика? – спросил и хмыкнул насмешливо.
– Нет, – ответил я в замешательстве и мысленно добавил: и в ваших тоже. – Зачем же вы им сказали? – поинтересовался угрюмо.
– Пришлось привлечь ученых-лингвистов, чтобы узнать, что ты бормотал и на каком языке, – признался Иван Петрович и досадливо поморщился. – Никто не смог перевести, только предположили, что это древний и уже мертвый язык. Опознали лишь несколько слов из древнего санскрита, но и те оказались лишь созвучны, но не точны. «Выпрямитель крючков», «рыба» и еще несколько. Один индуист предположил, что ты говорил на одном из древних индоарийских языков, используемых некоторыми племенами на южном побережье древнеиндийского континента. Вот послушай, что ты говорил под гипнозом. Может, чего узнаешь или проявятся какие-либо ассоциации? – предложил и открыл ящик стола.
Щелкнул клавишей магнитофона и из невидимых колонок я услышал глухой голос, отдаленно похожий на мой. Всегда, слушая свой голос из другого источника не узнаешь сам его, а если, к тому же он бубнит на незнакомом языке…? Магнитофон воспроизвел записанную тираду и замолчал. Прокрутив пленку еще некоторое время, чекист выключил магнитофон.
– Ну, что скажешь? – Иван Петрович поднял на меня усталые глаза.
– Ничего, – ответил я и пожал плечами. – Я устал. Мне надоело здесь торчать. Домой хочу, – сообщил, предполагая, что могу ставить условия, так как стал интересен не только чекистам, но и ученым.
Вдруг в следующий раз я заговорю на языке какого-либо африканского племени? Неожиданно представил, как я под балалайку пою матерные частушки на санскрите перед сборищем ученых, как Шариков из «Собачьего Сердца» и хмыкнул.