Чжилинь вспомнил беспокойное напряжение подполковника во время их беседы на поляне. Сосредоточенное выражение, застывшее в его глазах.
Соскользнув с постели, он мысленно приготовился к поединку. Он не испытывал желания нападать первым, но твердо решил защищаться до конца.
— Ши тон ши.
Дождь оглушительно барабанил по стеклам.
— Ши тон ши!
Ставни тряслись под ударами ветра.
— Я здесь. — Подав голос, он тут же переместился на несколько шагов в сторону, но Хуайшань Хан никак не проявил свои агрессивные намерения, если даже они у него и были.
— Я должен поговорить с вами.
— Вы выбрали для этого весьма странный и бесцеремонный способ.
— На войне между нами также не принято придерживаться церемоний.
— Это правда, — признался Чжилинь. — Говорите то, зачем пришли. Сейчас я зажгу свет.
—Нет!
Голос незваного гостя звучал так настойчиво, что Чжилинь замер на месте.
— Прошу вас, не зажигайте света. Никто не должен даже заподозрить, что я приходил к вам.
— Простите мою недоверчивость, Хуайшань Хан, — промолвил Чжилинь, взвешивая каждое слово, — но вы отъявленный националист. Вчера вы совершенно ясно подтвердили это. Более того, вы старались склонить меня на свою сторону, убеждая предать дело, во имя которого я пожертвовал всем, что у меня было в жизни. Проще говоря, вы мой враг. Поэтому объясните мне, если сможете, почему я должен хранить в тайне ваши действия, а не сообщить о них тотчас же моему и вашему руководству.
— Потому, — ответил Хуайшань Хан пронзительным шепотом, — что мое руководство приговорило вас к смерти.
В комнате повисло жутковатое молчание, нарушенное лишь отдаленными раскатами грома.
— Объяснитесь.
— Я скажу все, что знаю, но вы должны пообещать не зажигать света.
— Ладно.
— Чану каким-то образом удалось мельком увидеть вас.
Сердце Чжилиня учащенно забилось при этих словах.
— Он все еще помнит, — продолжал Хуайшань Хан, — о гибели своих людей от рук человека, чьей женой была помощница Сунь Ятсена. Он не забыл про устроенную по его приказу охоту за головой того человека и то, что она оказалась безрезультатной. Теперь он решил, что ваш час пробил. Он прикончит вас здесь.
— Ерунда! — в глубине души Чжилинь испытывал гораздо меньшую уверенность, чем хотел показать. — Сейчас в деле замешана большая политика. На кон поставлена судьба Китая. Если Чан и Мао договорятся между собой, коалиция...
— Коалиции не будет, — прошипел Хуайшань Хан. — Это я могу вам гарантировать.
— Тогда зачем нужно было договариваться об этой встрече?
— По мнению генералиссимуса, только для того, чтобы умаслить американцев и русских, требовавших от него начать переговоры с Мао. Впрочем, если уж на то пошло, то к ним можно добавить и китайский народ. Он устал от войны. Однако, смею вас уверить, Ши тон ши, Чан принял решение еще до того, как вы и ваши соратники ступили ногой на землю Чунцина. Он рассматривает как победу тот факт, что “великий Мао” приехал в его логово смиренно просить о мире. — Хуайшань Хан покачал головой. — Однако о коалиции не может идти и речи. Чан намерен тянуть время, хитрить, а затем обвинить в провале переговоров несговорчивых коммунистов. После чего он обрушит на вас армию.
Чжилинь был потрясен: он с самого начала предполагал, что Чан планирует вести себя именно так. Мао знал об этом, но отказывался прислушаться к его мнению. Чжилинь не верил в жизнеспособность подобной мифической коалиции, и Чан, как теперь выяснялось, видимо, тоже. Разумеется, в том случае, если Хуайшань Хан говорил правду.
— У меня нет оснований доверять вашим словам, — заявил Чжилинь. — Вы мой враг. Тем более после вчерашнего разговора.
— В этом-то все и дело. Вы еще не отдаете себе отчета в том, что на самом деле произошло вчера. У меня не было ни малейшего намерения переманивать вас на сторону Чана, Ши тон ши. Я просто хотел заглянуть в ваше сердце, определить глубину и искренность ваших убеждений. Я хотел знать наверняка, с кем имею дело. Дэвис сказал мне, что я могу довериться вам. Однако я не поверил ему до конца. В конце концов, он всего лишь
— И вы решили взглянуть на меня сами? Из разрозненных кусков постепенно складывалась целостная мозаика.
— Совершенно верно. Вот почему я забросил приманку, пытаясь завербовать вас. Теперь я знаю, что ваши помыслы чисты. Следовательно, я могу довериться вам.
— Довериться мне? В чем?
— Дело в том, что я сам хочу перейти на вашу сторону, Ши тон ши. Я не в состоянии мириться с Чаном и его милитаристскими идеями. Его мысли заняты одними военными победами. Предполагаемыми победами. Он верит только в армию. Все остальное для него не существует. Ему почти совсем нет дела до народа.
— Значит, вы хотите стать коммунистом?