Шаманские техники личностных изменений. Опыт превращений

— Первый урок был ужасным. Воспоминание заставило меня улыбнуться, хотя тогда все происходящее было более чем серьезным. Я только что окончил школу менеджмента и был готов с головой окунуться в водоворот жизни. И вдруг заглянул прямо в глаза смерти.

Глава 8 УРОКИ ОХОТНИКА ЗА ГОЛОВАМИ И АНДСКОЙ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦЫ

Я умирал. Я чувствовал себя таким одиноким и покинутым в дебрях одного из самых обширных тропических лесов на планете, в деревне индейцев-шуаров, которые вели войну с соседним кланом. У меня начались судороги, я потерял тридцать пять фунтов веса за пять дней. Одежда висела на мне как на вешалке. Я с трудом мог добрести от хижины до уборной. До ближайшего врача было два дня пешего пути — два дня для здорового человека.

Сначала я думал, что у меня расстройство желудка, которое скоро пройдет. Затем — что это простуда. На шестой день сбылись самые ужасные предположения. Меня всегда учили заботиться о здоровье. Семья и школа привили знания о важности правильного питания и соблюдения гигиены. Но я решил жить так, как живут шуары. Я ел их еду и пил их чичу — бражку, которую женщины готовили, пережевывая корни маниоки (кассавы) и выплевывая их в посуду, где и происходил процесс брожения.

Обувь и одежда не просыхали целыми днями, пока я бродил по тропическим лесам. Я получал удовольствие от всего этого, ощущая себя бунтарем. Но был беспокоен. А теперь платил за все. Смерть была близка.

Я лежал под навесом и старался не поддаваться жалости. Волны гнева, страха и отчаяния накатывали на меня. Почему я не следовал советам семьи и учителей? Я то терял сознание, то приходил в себя.

Старуха-шуарка, которая ухаживала за мной, появилась в дверях. — Время пришло, — сказала она. — Знаю, — сказал я и заплакал. — Нет, нет. — Она прикоснулась к моему лбу. — Не умирать. Жить.

Мой муж здесь.

Она осторожно подняла мою голову. Он стоял в дверном проеме, пожилой человек, научивший меня стрелять из духовой трубки отравленными дротиками.

— Я видел анаконду, — сказал он. — Она сказала, что твоя судьба — жить. Через меня она поможет тебе выжить.

Той ночью они с помощью сына отнесли меня в их дом. Это был типичный дом шуаров, примерно пятьдесят на тридцать футов, овальной формы, построенный из узких досок, поставленных таким образом, чтобы видеть окружающие джунгли, но происходящее внутри было недоступно наблюдению извне. Дом покрыт переплетенными пальмовыми листьями. Полом служила утрамбованная земля, которая подметалась несколько раз в день. Они положили меня на деревянную кровать рядом с очагом в центре помещения. Пожилая женщина, ее сын, невестка и их ребенок удалились в угол дома.

Дом шамана племени шуаров. ФОТОГРАФИЯ АВТОРА

Старик сидел на стуле рядом со мной. На нем были набедренная повязка и головной убор, сделанный из желтых и багряных перьев тукана. Лицо было разрисовано узором в виде змей. Казалось, он хранил молчание целую вечность. Затем его жена принесла еще одну табуретку и села рядом с ним. Они поговорили шепотом. Она склонилась над огнем, и я видел, как она перелила что-то из тыквы-фляжки в меньшую емкость, похожую на наперсток из ореховой скорлупы. Он взял скорлупку, прошептал несколько слов и залпом выпил.

После этого он начал петь. Мелодия была причудливой, а голос не похож на человеческий. Он начинал с высоких, пронзительных нот. Постепенно спускаясь вниз по гамме, он заканчивал мелодию на глубоких, рычащих звуках. Затем начинал сначала. Меня глубоко взволновали эти пугающие и вместе с тем восхитительные звуки, и я уже прикидывал, как мог бы описать это пение в дневнике. Самое близкое описание, которое я придумал: пение дрозда, переходящее в журчание стремительной реки и заканчивающееся рычанием дикого зверя.

Внезапно шаман замолчал. Он и жена склонились над огнем. На этот раз он держал маленькую чашку, пока она наливала в нее жидкость из тыквы-фляжки. Он снова запел над чашкой, но на этот раз спокойнее. Он выпрямился, а затем склонился ко мне.

— Выпей это, — сказал он, протягивая мне чашку. Я заглянул в нее. В неровном свете я видел, что она наполнена густой оранжевой жидкостью.

— Пей. Один глоток! Вкус был отвратительным, даже хуже, чем вкус сиропа от кашля, который мне давали в детстве. Меня чуть не вырвало.

Они рассмеялись над моей реакцией. — Хорошо, — сказал старик. — Теперь отправляйся к анаконде. Отправляйся в мечту, которая вызывает твою болезнь. Измени ее. Я буду с тобой.

Было тихо. Кто-то разворошил поленья так, что огонь почти потух. Ночь была темной. Джунгли снаружи начали оживать. Я слышал звуки — насекомых, древесных лягушек, рык ягуара в отдалении.

Старик продолжал петь. Я чувствовал, как его голос входит в меня. Он наполнял меня. Я видел, как гигантская оранжевая лоза распускается в моем теле, выходит через поры и наполняет комнату. Лоза обернулась вокруг старухи, пронесла ее через крышу к золотой Луне. Я слышал, как индианка поет что-то вроде «Тсанки — хах аста!».