Шаманка

Но что – потом?

Натравить на них Лолу? Сделать из нее наемного убийцу? Нет, это было невозможно, она была слишком добра и чиста.

Натравить на них рысь?!

Сандугаш однажды поговорила с Рабсаловым о своих снах. И о том, что могла бы выследить убийц. А потом – нельзя ли с ними как-то расправиться? В ином мире? Чтобы здесь они просто умерли?

Рабсалов отказал.

– Не хочу на себя это брать.

И все. Никаких объяснений.

Если бы она умела подсаживать червей или напускать демонов!

Но она умела только защищать…

5.

Мэдэг тоже пришла к Сандугаш во сне.

Снилась Сандугаш ночь, холодная летняя ночь на берегу Байкала. И плеснули волны, и выплыл тюлень, поднялся из воды и обернулся юной девушкой с длинными мокрыми волосами, с ног до готовы увешанной золотыми украшениями.

– Ты его откупила. Можешь возвращаться. Отдам его душу, – сказал Мэдэг. – И делай с ней, что захочешь…

Теперь Сандугаш был нужен шаман. Особый шаман. Тот, кто научит ее, как отделить ненависть – от человеческой сущности, как соединить сущность – с душой, как дать свободу всем трем составляющим: сущности, ненависти и душе…

Кроме как у отца спросить было не у кого. Но телефону такой разговор не доверишь.

Надолго уехать она не могла. Уехала на три дня. Тяжелая долгая дорога, а потом снова назад…

Отец выслушал ее. И кивнул:

– Знаю, к кому тебя отвезти. И время пришло. Но тебе придется позвонить в Москву и сказать всем, с кем ты работаешь, что ты задержишься. И я не знаю, на сколько.

Жугдер Лодоевич Рабсалов был очень недоволен тем, что Сандугаш исчезает неизвестно на какое время, и непонятно, куда перенаправлять ее пациентов. Но услышав, что отец решился везти ее к самому… Всякое недовольство прекратилось. Он пожелал Сандугаш быть разумной и покорной. И выжить.

– Кто он? Тот, к кому ты меня везешь? – спросила Сандугаш у отца.

– Анда Барс.

Сандугаш сжалась. Величайший из зверей – сибирский тигр. Но среди тигров тоже есть величайший, гигантский. Такие в XX веке уже и не водились на земле. Родственник огромных саблезубых кошек. Сильнейший из шаманских духов, обитавших возле Байгал-моря, он раз в поколение входил в самого сильного из шаманов, убивая при этом его собственного духа. Убийство духа иногда убивало и самого шамана, иногда – сводило его с ума, но если шаман оказывался способен пережить смерть связанного с ним духа и принять в себя Анда Барса, он становился могущественнее всех.

Сандугаш ехала рядом с отцом в его внедорожнике и пыталась себе представить, какой он будет, Анда Барс. Огромный и могучий мужчина с пронзительным взглядом, а глаза – желтые, кошачьи, с узким зрачком? Или наоборот – худенький старичок, как в сказках?

Им пришлось шесть дней ждать в гостевом доме, прежде чем Анда Барс их принял.

Анда Барс оказался толстяком, похожим на Будай Хотэя, только на улыбки он был не щедр.

– Когда Сультим принес твою душу, как огонек на ладони, я хотел сразу окунуть ее в Байгал-море и утопить, как больного котенка. Я не хотел всматриваться и видел лишь на два шага вперед. Видел, что ты родишься вновь – но дурочкой, не способной примириться с пережитым в прошлой жизни. И вновь родишься – слабой шаманкой… Не видел пользы. Не видел, что сделав третий шаг, ты станешь сильной. А ведь иначе Сультим не обратил бы на тебя внимание с самого начала.

Сандугаш молчала, кротко глядя на пол перед своими коленями. Они оба опустились на колени перед Анда Барсом: и она, и отец.

– Ты хочешь расплести узел, который даже разрубить трудно. Что же, ты заслужила эту возможность. Отдай Байгалу кровь своего сердца – и то, что ты ищешь, поднимется на поверхность.

– Мне надо вонзить нож себе в сердце? Убить себя? – спокойно спросила Сандугаш.

– Нет. Только сделать надрез там, где сердце бьется в грудную клетку, как птица, которая хочет вырваться и улететь. А чтобы впредь не задавать глупых вопросов, слушай духов. Слушай внимательно. Не так просто даны тебе эфирные уши и такой уникальный слух ко всему в этом мире и в ином. Слушай духов – и они подскажут.

После возвращения в Выдрино, Сандугаш собрала рюкзачок, взяла два ножа – бронзовый и каменный – и ушла в лес. Семь дней просто жила там. Не в юрте, а под открытым небом. Прижималась к земле и всем существом пила ее силу. Смотрела в небо – и раскрывала ему душу. Слушала, слушала, слушала… Духи говорили с ней – и она забывала о своем теле, она забывала есть и пить, и приходила в себя с пересохшим от жажды ртом, с больной головой, и почти ползла к ближайшей лужице, и пила, не думая о составе воды, как не думает о ней зверь, мучимый жаждой: она думала только о том, как эта вода наполняет жизнью ее тело.