Шаманка

Людмила Хадановна радостно всплеснула руками и посмотрела на Сандугаш с почтением и восторгом. И даже слегка поклонилась ей, как кланяются на востоке учителю. А Сандугаш чувствовала смущение. Ей так легко это далось… И теперь – она не чувствовала себя так, будто совершила что-то трудное, будто что-то отдала ради здоровья этого мальчика. Она чувствовала себя так, будто приняла! Тепло, блаженная сытость, удовольствие, огромное удовольствие… Ей хотелось пробежаться по всей клинике, найти и склевать всех червей, ей хотелось обернуться могущественной птицей, орлом, и сразиться со всеми демонами преисподней!

– Как вы разрумянились, Сандугаш Батоевна, – с кошачьей улыбкой мурлыкнул Рабсалов. – Вот и нашли мы применение вашему таланту. И думаю, не единственное.

3.

В клинику ее не взяли. Там могли работать только те, кто имел медицинский диплом. Настоящий или качественную подделку – не важно. Но выдать Сандугаш достаточно качественную подделку сейчас было сложнее, чем получить такую же лет десять назад.

Рабсалов помог ей снять офис. Крошечный: кабинет да приемная. И посылал к ней некоторых больных, нуждавшихся в избавлении именно от червей. Или – тех, кто нуждался в установке щитов.

Сандугаш наняла секретаршу. Это было так странно: самой нанимать сотрудницу… Из пяти девушек, которых ей прислало агентство, взяла вторую. Галя была самой неопытной, и при этом самой – как видела Сандугаш своим особым зрением – честной и готовой к преданности делу, которое будет делать. Ей бы, такой, пойти куда-то, где она могла бы приносить людям реальную пользу, в учителя, во врачи, или воспитательницей в детский дом, или лучше – в дом престарелых, вот где требуется честность и преданность делу. Но Галя выучилась на секретаршу. И стала работать у Сандугаш. Она никогда ничего не забывала, была неизменно любезна с клиентами, заботилась о том, чтобы в маленьком холодильнике у Сандугаш был обед, варила чудесный кофе.

Благодаря рекламе, которую давал ей Рабсалов, а вслед за ним – и другие связанные друг с другом уроженцы Байкала, имевшие теперь какой-то вес в Москве, Сандугаш начала неплохо зарабатывать, и ей вполне хватало и на оплату офиса, и на зарплату Гале, и на то, чтобы самой платить за съемную квартиру.

Некоторые клиенты поражались ее изуродованному лицу. Но чаще, как ни странно, ей это было на пользу. Одно дело – когда шаманку изображает из себя размалеванная куколка. Другое дело – когда тебя встречает девушка, явно пережившая что-то страшное, но при этом неизменно спокойная и говорящая сугубо о деле. А потом сажает посреди комнаты на удобное откидывающееся кресло, напоминающее парикмахерское, и начинает что-то делать вокруг тебя: кружит, щебечет, как соловушка, иногда в бубен постукивает, иногда свечку зажигает и водит в воздухе, иногда основание черепа массирует – приятно!

Правда, бывали и неприятные процедуры. Когда после всех пений и постукиваний в бубен, шаманка вцеплялась в плечи и все тело пациента пронзала такая острая боль, что казалось – все внутренности без наркоза вырвали. Но потом становилось легче. Потому, что так Сандугаш убирала червя. Бывали и долгие неприятные процедуры, когда она пела и в бубен постукивала, а боль, разъедающая душу и тело, становилась сильнее и сильнее… И только через несколько визитов она вдруг исчезала, и казалось – тело становилось легче, и пациент не шел, а почти летел!

Червей Сандугаш вырывала легко в трех четвертях случаев. Правда, оставалась еще одна четверть, когда червя человек вырастил сам: в основном пищей была ненависть и зависть, причем сразу и ко всему миру, и к себе, но иногда – что-то другое, например, избыточная жалость к себе, или эгоцентризм, или даже страх болезни. Если червь был выращенный – его нельзя было просто вырвать ловким движением клюва. Приходилось выклевывать. Долго, мучительно и для пациента, и для себя самой. Не всегда червь-паразит был вкусной и сытной энергетической пищей.

Хуже всего было, когда пациент сдавался раньше и уходил, считая, что ему становится только хуже, а помощи нет. Тогда Сандугаш чувствовала себя проигравшей. И, что ужаснее всего, она знала: червь после того, как она его выклевывала, подлечится и еще сильнее терзать свою жертву станет. И если жертва обратится к кому-то еще, кто червей видит и умеет с ними управляться, – труднее будет от него избавить. Но не удерживать же их силой! Тем более, что про червей Сандугаш и не пыталась объяснять. Говорила понятное, что-нибудь про сглаз, чужое влияние, энергетические пробоины.

Хорошо хоть у детей не бывало выращенных червей. У подростков, лет с одиннадцати, случались. Свирепые, иной раз огромные, но с очень слабыми лапами-крюками. Их удавалось даже не выклевывать, а вырывать, как если бы они были подсаженные. Детей Сандугаш жалела особенно. Очень тяжело это – видеть, как мучается ребенок…