Шаманка

Сандугаш казалось, что ее изуродованное лицо горит. Его обжигал каждый взгляд. И тщетно она прикрывалась платком. Тут нужна плотная чадра, какие носят арабки, чтобы спрятать все, что с ней сделал Птичкин.

Федор, Федор…

Неужели это был он?

Человек, рядом с которым она столько раз засыпала и просыпалась, которому доверяла самое важное, самое личное, который понимал ее как никто и, казалось, – даже любил…

Нет, не может быть. Это Белоглазый. Как он вселился в того жандарма, который убил Алтан – так теперь он вселился в Федора.

Белоглазый, вечный враг.

Вот кого ей надо одолеть.

2.

Сандугаш боялась возвращаться домой. Нет, не в Выдрино, хотя тяжело ей было возвращаться побитой и изуродованной туда, где еще недавно она была местной знаменитостью: участвовала в конкурсе красоты, получила в Москве работу модели, воплотила мечту любой провинциальной девчонки! Разумеется, теперь будут злорадствовать, и даже авторитет отца не спасет ее от злорадства, разве что – от открытых насмешек… Но по-настоящему страшно было Сандугаш появиться перед мамой и бабушкой. Увидеть боль в их глазах. Она сама без содрогания не могла смотреть теперь на свое лицо. Но это было ее лицо. Ее собственное. Насколько страшнее и большее увидеть изуродованным лицо дочери, лицо обожаемой внучки…

Сандугаш боялась встречи с матерью, с бабушкой: как-то они поведут себя, когда увидят ее лицо?

Но отец всех предупредил, и они были готовы. Они сдерживались сколько могли. Младшие братишки, двойняшки-непоседы, смотрели на нее испуганно и изумленно: они и подзабыть сестру успели, и не готовы были признать ее в этой женщине с ассиметричным, покрытым шрамами лицом. Но мама и бабушка вели себя так, как если бы Сандугаш в Москве переболела тяжелым гриппом и вернулась в Выдрино долечиваться: свежим воздухом подышать, меда поесть настоящего, травяных настоев попить.

И только прощаясь, возвращаясь из дома зятя к себе домой, бабушка не сдержала слез, когда целовала Сандугаш.

– Я сделаю операцию и все исправят. Не переживай, бабушка, – жалобно пробормотала Сандугаш.

Она была не так уж уверена, что исправят действительно все… Но надо было попытаться утешить бабушку. И надо было внушить себе самой хоть какую-то надежду.

Сандугаш боялась, что мама и бабушка будут плакать. К счастью, они смогли сдержаться. Возможно, они ожидали даже худшего.

Оказавшись в своей комнате, среди знакомых вещей, книг и игрушек, Сандугаш расплакалась. Так в слезах и уснула.

На следующий день отец велел ей примерить потертую куртку на меху, с плотным капюшоном, которую он носил в юности и из которой давно вырос. Для Сандугаш куртка была страшно велика. Отец поморщился: придется ехать в райцентр и все покупать…

– Что – все? – удивилась Сандугаш.

– Тебе нужна теплая и удобная одежда для леса. Сейчас ночами еще холодно. А нам предстоит в лесу жить несколько суток. Не знаю, сколько.

Сандугаш не решилась спросить «зачем».

Если отец решил вести ее в лес – значит, так надо.

Он уводил в лес больных – и возвращались здоровые.

Он уводил в лес запойных алкоголиков или безнадежных наркоманов – и они возвращались притихшие, испуганные и больше никогда не тянулись к дури.

Он увел мать в лес – и она наконец смогла забеременеть.

Быть может, в лесу он сумеет что-то сделать с мучающим Сандугаш даром? Он уже сказал, что с лицом он ей не поможет… Но хотя бы избавил бы от видений, раз уж не хочет помочь ей обрести силы. Теперь, без Федора, все эти видения – источник муки!

3.

В ночь накануне того, как Сандугаш с отцом ушли в лес, ей снова приснилось убийство. Только глазами убийцы. И жертва была ей знакома. Они сталкивались на кастингах. Иногда – на показах. Иногда они сидели в соседних креслах, когда им наносили грим.

Лиля Семцева, тоже экзотическая модель, на четверть – казашка, их с Сандугаш часто брали на один показ, оттенить многочисленных славянок. У Лили была изумительная коса длиной до колен, волосы жесткие и блестящие, как конский хвост. Худая, как и все модели, но мускулистая, ловкая, она напоминала жеребенка, и даже удлиненное скуластое лицо ее было какое-то… Лошадиное, если можно сказать это в хорошем смысле. Но лошади ведь очень красивые животные. У Лили были огромные глаза, чеканный профиль и всем-то она была хороша, но она ненавидела свой подбородок: слишком длинный, по ее мнению. Хотя Сандугаш казалось, что именно в этом длинном подбородке, придающем ее узкому лицу сходство с головой породистой ахалтекинской лошади, и заключается ее уникальная привлекательность.

Или… Или это казалось не Сандугаш, а тому, кто присутствовал сейчас в ее сне?

Лиля сделала пластическую операцию. Очень удачную. Подбородок стал несколько короче и изящнее, и теперь ее лицо было не просто экзотическим, но ослепительно-прекрасным. Лиля сделала операцию еще пол года назад, и все ей завидовали: у нее тут же прибавилось работы, спрос на красивое лицо выше, чем на оригинальное!