Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2

– Если бы не было летающих машин, не было бы и нефтяных скважин. Поэтому, если чужеземцы уйдут, – продолжал он тем же чуть хриплым неторопливым голосом, – я сомневаюсь, что другие чужаки сунутся сюда, чтобы отремонтировать и снова открыть эти одиннадцать баз, потому что базы эти, конечно же, быстро придут в запустение, возможно, даже окажутся разграбленными бандитами и поврежденными. Поэтому нас оставят в покое. Без нашего доброго отношения никто не может работать в наших горах. Мы, кашкайцы, стремимся жить в мире – мы будем жить свободными, подчиняясь нашим собственным обычаям и нашим собственным традициям. Поэтому чужеземцы должны уйти по своей доброй воле. И уйти быстро. Так же должны уйти и скважины. И все чужеземное. – Он аккуратно затушил сигарету в снегу под ногами. – Давайте начнем: поджигайте школу.

Ему подчинились без промедления. Немного бензина и сухих дров вскоре превратили всю школу в огромный пылающий факел. Все ждали. Но неверный так и не появился, и даже когда они потом обыскали пепелище, они не нашли его останков.

ГЛАВА 32

Недалеко от Тебриза. 11.49. Эрикки Йокконен поднимался на 206-м на высокий перевал, который в итоге выводил к городу. Ноггер Лейн сидел рядом с ним, Азадэ – сзади. Она была в мешковатой летной куртке, надетой поверх ее горнолыжного костюма, но в большой сумке рядом с ней лежала чадра. «Так, на всякий случай», – сказала она перед отлетом. На голове у нее сидела третья пара наушников, которую Эрикки подогнал под ее размер.

– «Тебриз-1», как слышите меня? – снова повторил он. Они подождали. Ответа не последовало, хотя они находились в зоне уверенного приема. – Может, все ушли, а может, это ловушка, как с Чарли.

– Лучше хорошенько тут все осмотреть перед посадкой, – обеспокоенно заметил Лейн; его глаза внимательно шарили по небу и по земле внизу.

Небо было чистое. Температура упала существенно ниже нуля, горы лежали под тяжелым снежным покровом. Они без всяких проблем дозаправились на складе «Иран Ойл» совсем рядом с Бендер-э-Пехлеви по договоренности с авиадиспетчерской службой Тегерана. «Хомейни всех прижал к ногтю: и диспетчерский центр рвется помогать, и аэропорт снова открыли», – сказал тогда Эрикки, стараясь развеять подавленное настроение, которое довлело над ними всеми.

Азадэ до сих пор не оправилась от потрясения, вызванного новостью о казни Эмира Пакнури за «преступления против ислама» и еще более ужасной вестью о смерти отца Шахразады. «Это убийство, – выпалила она, услышав о случившемся. – Какие преступления он мог совершить, человек, поддерживавший Хомейни и мулл в течение жизни?»

Никто из них никакого ответа не получил. Семье велели забрать тело, и теперь они пребывали в глубоком и смиренном трауре. Шахразада была без ума от горя – дом был закрыт даже для Азадэ и Эрикки. Азадэ не хотела покидать Тегеран, но от отца пришло второе послание Эрикки, повторявшее содержание первого: «Капитан, моя дочь срочно необходима мне в Тебризе». И вот теперь они были почти дома.

Когда-то это был дом, думал Эрикки. Теперь я не уверен.

Рядом с Казвином он пролетел над тем местом, где у его «рейнжровера» опустел топливный бак, и где Петтикин и Ракоци спасли Азадэ и его самого от толпы. «Рейнжровера» нигде не было видно. Потом они пролетели над несчастной деревней, возле которой была устроена дорожная застава и откуда он сбежал, чтобы раздавить толсторожего моджахеда, укравшего их документы. Это безумие – возвращаться сюда, подумал он.

– Мак прав, – умоляла его Азадэ. – Отправляйся в Эль-Шаргаз. Пусть Ноггер довезет меня до Тебриза, а потом назад, чтобы я успела на следующий рейс. Я приеду к тебе в Эль-Шаргаз, что бы ни сказал мой отец.

– Я отвезу тебя домой и привезу назад, – сказал он тогда. – Хватит об этом.

Они вылетели из Дошан-Таппеха сразу после рассвета. База была почти пустой, многие здания и ангары теперь представляли собой лишь выжженные стены, повсюду искореженные самолеты иранских ВВС, грузовики и один обгоревший танк с эмблемой «бессмертных» на броне. Никто не занимался уборкой. Не было ни одного охранника. Люди искали и уносили все, что горело, – мазута по-прежнему почти не было в продаже, как и продовольствия, зато каждый день и каждую ночь происходили новые стычки между «зелеными повязками» и левыми.