Шалинский рейд

Спецназ пустил в вентиляцию отравляющий газ. Этим объясняют: они не успели, уснули. Но нет такого газа, который распространяется за мгновение и сразу выключает сознание. Если бы они хотели, они успели бы. Хватило бы и одной секунды. Но они не сделали этого. Значит, и не собирались. Может, у них и не было никаких взрывателей.

Верили, что будут переговоры?

Или отправились просто умирать.

Спецназ ворвался в зал. Убили всех. Ни одного террориста не захватили живым, хотя это было не так сложно – вялые от отравляющих веществ боевики не могли по-настоящему сопротивляться. Можно было захватить несколько террористов или хотя бы одного ранеными, чтобы провести допросы, узнать правду.

Но они убили всех. Они получили задание: стрелять на полное поражение, только так, живых не брать.

Видимо, кому-то не нужна была правда.

Причиной смерти большинства погибших заложников был отравляющий газ. Спецслужбы не выдали секрета, не сообщили врачам, какого типа яды были использованы, и врачи не знали, от чего лечить, какие антидоты применять.

А смертницы потом будут взрывать себя по-настоящему. Впереди еще Тушино, теракт на рок-фестивале.

После “Норд-Оста” я хотел отойти от дел. Я думал, что в этом есть и моя вина. Кто знает, может, и деньги, собранные мной, использовались в организации преступления. Может, и я вложил свою долю в уставный капитал террора.

Я вернулся в Петербург, но не пошел в офис своей фирмы. Две недели я беспробудно пил. Потом неделю молился, пять раз в день совершал намаз, строго следовал всем предписаниям. Потом нашел человека, который продавал наркотики, и еще месяц плотно сидел на кокаине. Шатался по барам и клубам, приставал к русским девушкам. Ввязывался в драки.

Меня вытащили из мрачного загула те самые ребята-чеченцы, которые работали со мной в фирме. Они почти не говорили со мной о причине моего падения. Скорее всего, понимали, что я чувствую. Посадили под домашний арест, сутками, сменяясь, дежурили в моей квартире. Заставляли молиться, готовили еду, рассказывали анекдоты. Не давали мне ни пить, ни нюхать, отвадили от меня наркокурьера. Даже от сигарет отучили. А теперь я снова курю. Да, доктор, знаю, что это вредно, тем более при моем здоровье. Я брошу, как начну новую жизнь. Я уже решил: как только устроюсь на новом месте – брошу курить.

Через несколько недель – не помню, когда точно, но уже после Нового года, я пришел в себя. Снова стал заниматься делами. Все пошло как раньше. И продолжалось еще долго, больше года.

В начале марта 2004 года я был в Гудермесе. Приехал законно, на поезде из Москвы. Естественно, по документам Артура Дениева. Все это время я жил под его именем. Хотя следовало бы опасаться: родственники Артура наверняка занялись его поиском. С 2000 года, когда Арчи якобы отправился в Россию, от него не было ни единой весточки. Он мог быть объявлен пропавшим без вести.

Так бы оно и было. Если бы это было где-нибудь в другом месте, не в Чечне. В Чечне федеральные власти не очень-то спешили давать ход делам о поиске пропавших людей, так как следы могли привести к какой-нибудь воинской части и тайному захоронению замученных военных пленников и гражданских лиц. Да и родственники пропавших людей тоже не всегда могли настаивать: дежурным ответом для них было, чтобы они поискали сами, среди террористов в лесах. А когда найдут, пусть сообщат. Транспорт и жилье на ближайшие пятнадцать лет их пропавшим родичам федералы гарантировали.

Потому я и жил все это время и даже приезжал в Чечню с паспортом Артура Дениева. Реально меня могли разоблачить только те, кто хорошо знал Артура, и то если я представлялся при них его именем. Но Арчи не был очень популярен. Круг людей, знавших его, был очень узок. И мне не пришлось ни разу столкнуться с кем-то из его близких.

В Гудермесе вообще все было хорошо. Спокойно. Под самым носом у новой чеченской власти.

В апреле 2000 года, когда еще не вся территория Чечни находилась под контролем федеральных сил, Москва поддержала коллаборационистскую администрацию. В июне главой временной администрации стал Ахмат Кадыров. Кадыров был муфтием Чечни. В первую чеченскую он провозгласил джихад – священную войну за веру – против России. Ему приписывают фразу о том, что, поскольку русских в сто раз больше, чем чеченцев, каждый чеченец должен убить сто русских, и так будет решен русско-чеченский вопрос.

Ахмат Кадыров поддерживал Аслана Масхадова в его противостоянии с басаевской Шурой и арабскими ваххабитами. Когда Масхадов примирился с шариатчиками, Кадыров встал в оппозицию. Муфтий пойти на союз с ними никак не мог и не хотел. Он придерживался суфийской ветви Ислама. Той самой, к которой приходил и Кунта Кишиев.

С началом войны на территории Чечни Кадыров перешел на сторону российских властей. Он и братья Ямадаевы сдали генералу Трошеву город Гудермес, практически без боя.

Если не считать принесенных в жертву, расстрелянных безоружными курсантов диверсионно-разведывательной школы Хаттаба.