– Ладно, прекратили гогот. Кто хочет, может покинуть расположение, навестить родных. Только не позволяйте, чтобы женщины затащили вас к себе под юбки. Если кто воевать не хочет, пусть сразу скажет, я вычеркну из списков. Оружие сдадите. Если федералы найдут у вас дома оружие, сами знаете. В общем, объясните своим бойцам. Одновременно в увольнительной не могут находиться более тридцати процентов личного состава каждого подразделения. Разбирайтесь там сами между собой.
– Хорошо, Тамерлан.
– Понятно, амир.
Амир… кто их так научил называть комбата? Шариатчики постарались. Ладно, что амир, что майор… я был такой же майор, как и амир, в конце-то концов.
Да, перед самой операцией Лечи произвел меня в майора.
Мои командиры разошлись.
– Адам, надо организовать обед в школьной столовой для всех бойцов.
– Уже сделано, Тамерлан! Продукты принесли, позвали двух женщин, они скоро начнут готовить.
Какой же умница этот Темирбулатов, подумал я.
– Обедать по очереди. Сначала бойцы Ибрагима, потом Юнуса, потом Мовлади. Мы в штабе перекусим отдельно. Женщин отправьте из школы сразу, как только закончат готовку. Уберем за собой сами.
Умница Темирбулатов изобразил на лице очень недовольное выражение.
– Адам, о нашем рейде уже всем известно. О местах нашей дислокации наверняка тоже. В любую минуту могут начать обстрел или бомбежку.
– Я понял.
– Шайтан меня возьми! Мы не провели инструктаж на случай артиллерийского или ракетно-бомбового удара по школе! Арчи, в котельную весь батальон влезет?
– Влезет, Тамерлан.
– Влезет, да не вылезет. Одно прямое попадание, и нас всех завалит. Давайте так: если начнется, первая рота занимает котельную, вторая рота и группы Ибрагима рассредоточиваются в прилегающих к школе дворах. После обстрела – сбор у штаба. Адам, передай распоряжение командирам.
– Есть, майор.
Так-то лучше. А то – амир…
Через час я обходил школу, смотрел, как устроили огневые точки в окнах. Я уже взбирался на крышу по боковой лестнице, обычно закрытой, когда меня нашел запыхавшийся Арчи, которого я оставил в штабном – директорском – кабинете.
– Лечи пришел, тебя зовет.
Спустившись, я нашел в своем штабе Лечи с четырьмя головорезами. Их штаны были заправлены в носки. Так одевались только ваххабиты. Дядя по-родственному обнял меня.
– Как дела, Тамерлан? Что, освоился в директорском кресле? Ты, кажется, в этой школе учился? Признайся, часто тебя сюда вызывали отодрать за плохое поведение?
Лечи шутил. Головорезы даже не улыбались. Пришло время намаза, они достали походные коврики и начали молиться.
– Было дело. Только, когда я учился, директорский кабинет был на втором этаже, рядом с завучем. Но я, конечно, хотел сам стать директором школы. Вот, сбылась мечта идиота.
– Пойдем на улицу, не будем мешать.
Мы вышли. Январь, на улице было холодно. Деревья в школьном дворе стояли голые, с поднятыми руками. Снега на земле не было. Температура что-то около двух-четырех градусов выше нуля, вода в лужах не замерзала. Я тут только понял, что в самом здании школы гораздо теплее. Не иначе мой вездесущий начштаба организовал работу котельной, не дожидаясь, пока его глупый комбат об этом вспомнит.
– Лечи, что ты вообще… думаешь?
– Пока все идет по плану.
– У нас есть план?
– Я знаю ненамного больше, чем ты. Надолго не устраивайся. Два-три дня, и мы уходим.
– Куда уходим? В горы? Или в Грозный?
– В горы. Или в Грозный. Нам сообщат.
– Понятно. Хороший план.
– Халид надеется на Европу.
– Халид? Раньше ты называл Масхадова его первым именем, Аслан.
– Привык. Мы долго не виделись. И ты привыкай.
– Ага. Масхадов – Халид, я – амир батальона. А штаб – шура, если по-новому? Или меджлис? Я в арабском не очень силен, ты же знаешь.
– Со мной ты можешь ерничать сколько твоей душе угодно. А при других придержи язык, племянничек.
– Раньше ты сам не держал язык за зубами. За это тебя шариатчики поперли со всех должностей, помнишь?
– Я помню. Но сейчас мы вместе. У нас нет другого выхода. И у них тоже.
Мы прошлись по двору школы, по стадиону. Помолчали. Лечи посмотрел на небо.
– Тучи собираются. Снег, наверное, пойдет.
– Лечи, так что ты там говорил про Европу?
– На днях в Евросоюзе какое-то сборище. Совет безопасности или что-то такое. Халид надеется, что они примут жесткую резолюцию по Чечне. Вынудят Россию прекратить боевые действия и начать переговоры.
Это звучало очень обнадеживающе. Мы еще не знали, что 9 января неизвестные похитили Кеннета Кларка, активиста международной миссии “Врачи без границ”. Во всяком случае, я не знал. А может, и не в Кларке дело. Может, если бы даже с ним было все в порядке, это ничего бы не изменило. Россия перестала не только слушаться Запада, она перестала его даже слушать. Но мы еще надеялись. Мы должны были на что-то надеяться.
– Значит, заграница нам поможет? – бодро спросил я.
– Надо продержаться совсем немного.
– Это хорошо. Потому что много мы не продержимся, Лечи. Голой жопой против танков и самолетов много не навоюешь.
Лечи скривился.
– Кончай, Тамерлан! Будем считать, что политинформация закончена. Я к тебе по делу пришел.
– Это плохо.