Во время экзекуции мужчины стояли и трусливо молчали. Только женщины подняли крик, ругая и проклиная шариатский суд. Процедурой руководила пара арабов, которые не понимали ни по-чеченски, ни по-русски. Ругательства прошли мимо их ушей.
Спустя годы, когда вторая война была чеченцами проиграна, и в Шали стояли российские войска, когда мучители Хас-Магомеда либо были убиты в боестолкновениях, либо прятались в лесах, горах и подвалах, либо вернулись домой или эмигрировали в чужие страны, Хас-Магомед продолжал пить. Я думаю, в своей алкогольной эйфории, сменяющейся абстиненцией, чтобы потом снова смениться эйфорией, он плохо представлял себе последовательность событий, логику истории, развитие ситуации. Впрочем, как и все мы – все мы переходили от абстиненции к эйфории и не понимали, что происходит. Не понимаем и сейчас. Советская власть незаметно перетекла у Хас-Магомеда в дудаевщину, ЛТП ничем не отличались от шариатских судов, и восстановление конституционного порядка ничего не изменило. Секретари райкомов партии становились ярыми исламистами и сепаратистами, потом боевики становились милиционерами, наоборот и снова. А Хас-Магомед оставался верен себе. Он пил.
Федералы объявили в Шали комендантский час. После 20.00 запрещалось выходить из дома. Обнаруженных на улице забирали в комендатуру или могли просто убить. Выстрелить в силуэт на темной улице, чтобы не подвергать себя риску. Дело было плохо. У чеченцев, как правило, в доме нет уборной. И не только потому, что сельские дома исключают сортир и центральную канализацию. Есть еще и сила обычая: место, куда складывается дерьмо, не должно находиться в доме, где живут люди. Это оскверняет жилище. Поэтому сортир возводится где-нибудь в самом конце сада или огорода, подальше от дома. Если огород просматривался, российский патруль мог запросто испугаться тени, шарахающейся между деревьями, в нарушение комендантского часа, и дать очередь. Многие были убиты так, из-за того, что вышли из дома справить большую или малую нужду.
Чеченцам пришлось нарушить обычаи и осквернить свои дома. Завести горшки и ведра, оправляться прямо в доме. Страх, страх.
И только Хас-Магомед, как прежде, ничего не боялся. Он вышел из дома ночью, и даже не в туалет, нет – он вышел на улицу, чтобы поискать себе бутылку водки. Наверняка он знал пару точек, где алкоголь можно было приобрести в любое время суток – и при советской власти, и при шариатском правлении, и при оккупационном режиме. Водку и наркотики всегда кто-нибудь где-нибудь продает.
Патрульные схватили его и затолкали в машину. Стали орать, требовать, чтобы он признался в намерениях совершить террористический акт и сдал сообщников, которые ждут его с оружием и взрывчаткой. Старик ответил военным своим ультиматумом:
– Или опохмелите меня сейчас же, или отпустите, чтобы я нашел себе сто грамм, или пристрелите прямо здесь!
Офицер придвинулся к Хас-Магомеду и приказал:
– Ну-ка, дыхни!
Хас-Магомед с удовольствием выдохнул прямо в лицо офицеру. Амбре из многолетнего перегара, смешанного с запахом чеснока, заставило русского сморщиться. И поверить, что пьяница не врет.
– Ребята, это не ваххабит. Ваххабиты не пьют. Это наш, нормальный алкоголик.
Солдаты стали смеяться.
– Старик, тебе денег дать на опохмел?
– Я пью на свои! – гордо отказался Хас-Магомед.
Офицер похлопал старика по плечу и распорядился выпустить его.
– Иди, отец. Смотри, больше не попадайся.
Я не знаю, что теперь стало с Хас-Магомедом. Если он не умер от естественных для алкоголика болезней, то наверняка продолжает пить. И не замечает, как Медведевы сменяют Путиных, и не интересуется, кто одержит верх в противостоянии Кадырова и Ямадаевых.
Он далеко, он глубоко, он в другом мире, и всем им его не достать.
Дальше было хуже. Четвертого сентября 1997 года на площади в Грозном публично расстреляли двух человек, женщину и мужчину. Шариатский суд вынес им приговор за убийство на бытовой почве. Расстрел показывали по республиканскому телевидению.
– Это варварство! – возмущался я, сидя в кабинете у Лечи, – к тому же незаконно! В России действует мораторий на смертную казнь. А мы все-таки еще не окончательно вышли из состава Российской Федерации. Единое правовое пространство и все такое.
– Ты поосторожнее про единое правовое пространство, – Лечи оглянулся с беспокойством – смотри, зачислят в пособники оккупантам.