Шаляпин в Петербурге-Петрограде

спеть Руслана в опере М. Глинки «Руслан и Людмила». Главный режиссер

спросил, знает ли он партию. Певец самонадеянно ответил, что за три недели он

мог бы выучить не одного, а двух Русланов. Однако Шаляпин явно переоценил

свои возможности и недооценил чрезвычайную сложность этого оперного

образа. Шаляпин вспоминал: «Я нарядился русским витязем, надел толщинку,

наклеил русскую бороду и вышел на сцену. С первой же ноты я почувствовал,

что пою плохо и очень похож на тех витязей, которые во дни святых танцуют

кадриль и лансье в купеческих домах. Поняв это, я растерялся, и хотя усердно

размахивал руками, делал страшные гримасы, это не помогло мне».

Расстроенный неудачей, Шаляпин через день, 19 апреля, выступил с третьим

дебютом — в опере Ж. Бизе «Кармен». Он пел партию Цуниги, и тоже не совсем

удачно. «Слаб г. Шаляпин в роли лейтенанта, — писал рецензент «Нового

времени», — где он безусловно подражал отличному исполнителю г.

Стравинскому».

Отзыв этот свидетельствует не только о неуспехе дебютанта, но — и это,

пожалуй, самое существенное, — что примером для подражания молодой артист

избрал выдающегося мастера реалистической оперной школы Федора

Игнатьевича Стравинского, талантливого актера, последователя замечательного

русского певца Осипа Афанасьевича Петрова.

Ф. И. Стравинский пел партии драматического и комического плана,

прекрасно владел пластикой, тончайшими оттенками сценического

перевоплощения. Проработав в Мариинском театре почти сорок лет, он создал

на его сцене незабываемые сценические характеры в операх М. И. Глинки, А. Н.

Серова, М. П. Мусоргского, Н. А. Римского-Корсакова, П. И. Чайковского, А. П.

Бородина. С большим успехом выступал он и на концертной эстраде.

Неудача с партией Руслана оставила в сознании Шаляпина след на всю

жизнь — певец не раз собирался выступить в этой роли уже в зрелые годы, но

так и не рискнул. Успех в «Руслане и Людмиле» принесла ему в будущем роль

Фарлафа.

После трех дебютов Шаляпина окончательно зачислили в труппу

Мариинского театра. Ему поручили партии Свата в «Русалке» А. С.

Даргомыжского, Судьи в «Вертере» Ж. Массне, Андрея Дубровского в

«Дубровском» Э. Ф. Направника. Пресса в целом была сдержанна в оценках,

хотя и отметила отдельные удачи молодого певца. Так, о Шаляпине в роли

Галицкого в «Князе Игоре» «Петербургская газета» 27 апреля 1896 года писала:

«Что же касается г. Шаляпина, то текст он понял верно... Но голос его как-то

слабо (вернее, закрыто) звучал, и ему приходилось форсировать голос для

достижения известных эффектов. Ему необходимо еще учиться петь».

Как перспективный певец Шаляпин был отмечен и газетой «Новое время»:

«Из новых исполнителей более выдающихся ролей следует выделить г.

Шаляпина (Владимир Галицкий) и г-жу Долину (Кончаковна). Г. Шаляпин дал

очень определенное лицо добродушного кутилы, хотя более современного

пошиба, чем хотелось бы видеть. Г. Шаляпин имеет сценическое дарование, и

при работе оно может хорошо развиться».

После выступления Шаляпина в роли графа Робинзона в опере Д. Чимарозы

«Тайный брак» (премьера спектакля состоялась на сцене Михэйлоеского театра)

та же газета «Новое время» писала: «Г-дин Шаляпин в роли жениха-графа не

отставал от других, во внешнем виде этого фата не хватало типичности и

оригинальности; зато вокальную часть своей партии артист провел с полным

вниманием».

Лето 1895 года Шаляпин провел под Петербургом, в Павловске, вместе с

новым своим приятелем Е. В. Вольф-Израэлем, виолончелистом Мариинского

театра. Певец много работал, разучивал новые партии, ежедневно занимался с

аккомпаниатором. В свободное время гулял с друзьями по парку, катался на

велосипеде, ловил рыбу в Славянке.

Осенью певец вернулся в Петербург и продолжил изучение актерского

мастерства под руководством М. В. Дальского.

В воспоминаниях артиста Алэксандринского театра Н. Н. Ходотова красочно

описан эпизод «учебы» певца у знаменитого трагика:

« — Чуют прав-в-вду!.. — горланит Шаляпин.

— Болван! Дубина! — кричит Мамонт. — Чего вопишь! Все вы, оперные

басы, дубы порядочные. Чуют!.. пойми... чу-ют! Разве ревом можно чуять?

— Ну и как, Мамонт Викторович? — виновато спрашивает тот.

— Чу-ют тихо. Чуют, — грозя пальцем, декламирует он. — Понимаешь? Чу-

ю-ю-т! — напевая своим хриплым, но необычайно приятным голосом,

показывает он это... — Чу-у-ют!.. А потом разверни на «правде», «пра-а-вду»

всей ширью... вот это я понимаю, а то одна чушь — только сплошной вой...

— Я здесь... — громко и зычно докладывает Шаляпин.

— Кто это здесь? — презрительно перебивает Дальский.

— Мефистофель!..

— А ты знаешь, кто такой Мефистофель?

— Ну как же... — озадаченно бормочет Шаляпин. — Черт!..

— Сам ты полосатый черт. — Стихия!.. А ты понимаешь, что такое стихия?

Мефистофель, тартар, гроза, ненависть, дерзновенная стихия!..