Шаляпин

Ведь в былые времена многое, что настоятельно нуждалось в покровительстве, не получало поддержку казны и было вынуждено искать поддержку у частных благотворителей.

Царизм накопил грандиозные художественные богатства, сосредоточенные в дворцах и закрытых музеях, долгое время недоступных для народа. Цари собирали эти богатства для себя.

Для той обстановки, в какой развивалось искусство в царской России, подобное меценатство было очень характерно; оно предназначалось для себя, для самоудовлетворения, для поднятия престижа монархии, во имя утверждения строя, чему должна была служить и религия.

Во многом сказанное относится и к казенным театрам, которые вначале создавались для художественного обслуживания императорского двора и знати, во всяком случае, для очень узкой прослойки ценителей изящного. Постепенное проникновение демократических зрителей в императорские театры — процесс очень длительный, нелегкий, встречавший в разное время открытое противодействие со стороны властей.

Даже в ту пору, когда «третье сословие» стало заполнять зрительные залы казенных театров столицы, власть отгораживалась от них бенефисными спектаклями по повышенным ценам, недоступным широкой публике, и абонементами, предназначенными для определенного слоя зрителей.

Создавались к тому же отдельные казенные театры, в которые простая публика не проникала по той причине, что ее встречали языковым барьером. Известно, что в Петербурге, вплоть до 1918 года, выступала французская придворная труппа, игравшая в бывшем императорском Михайловском театре. Ее спектакли были понятны и интересны лишь тем, кто свободно владел французским языком.

Вслед за царями так же поступала знать. Кому были ведомы художественные богатства, накопленные в дворцах и загородных усадьбах русских аристократов? Только людям их круга.

В значительной мере под влиянием русской демократической мысли сороковых и особенно шестидесятых годов начинается любопытный процесс: выходцы из среды купечества, наиболее передовые представители его, выступают в роли содействующих развитию искусства нашей страны. Конечно, речь идет об одиночках на общем неприглядном фоне «князей» русской промышленности и торговли. Но их появление заслуживает специального внимания. Они делом заявляют о глубоком сочувствии исканиям прогрессивных художников своего времени — писателей, живописцев, скульпторов, композиторов.

Из числа деятелей такого типа особо выделяются некоторые представители именитого московского купечества. К ним относятся братья Павел и Сергей Михайловичи Третьяковы, московские купцы, создавшие знаменитую Третьяковскую галерею и подарившие ее в 1902 году городу Москве, тем самым сделавшие это уникальное собрание произведений русского изобразительного искусства, и в первую очередь творчество передвижников, достоянием и собственностью народа.

К ним относится московский купец Савва Тимофеевич Морозов, который представлял собою интереснейшую, не до конца распознанную фигуру. Это он помогал изданию социал-демократических, в том числе и большевистских изданий, и одновременно вошел в историю нашей передовой художественной культуры как преданный друг Московского Художественного театра. Это был человек не только бескорыстный, но и поражающе скромный, вечно находившийся в тени. Удивительная личность!

Тут сразу на память приходит другая фигура, коренным образом связанная с тем же театром: Константин Сергеевич Алексеев — сын и внук владельцев золотоканительной фабрики, вошедший в историю русской художественной культуры под сценическим псевдонимом Станиславский. Этот художник всю жизнь без остатка посвятил созданному им и Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко Московскому Художественному театру и стал неоспоримым великим реформатором не только русской, но и мировой сцены.

Вспоминается еще один московский купец — Алексей Александрович Бахрушин, который на свои средства в специально построенном особняке создал уникальный театральный музей, вобравший в себя ценнейшие экспонаты по истории сценического искусства в России, и в 1913 году передал этот музей в дар Академии наук.

Подобный перечень купеческих имен дан здесь не случайно. Перед нами почти одновременно, в одни и те же годы складывается явление, охватывающее лучших представителей интеллигенции, вышедшей из среды русского купечества. Кстати сказать, далеко не только московского! Напомню лишь одну фамилию — Митрофана Ивановича Беляева, вложившего огромные средства в дело пропаганды творчества русских композиторов, учредившего глинкинские премии, организовавшего прекрасное нотное издательство, не преследуя никаких корыстных целей и всегда сознательно оставаясь в тени.

Это явление еще всесторонне не исследовано, оно требует изучения, как своеобразная и многозначительная страница в истории русской общественной мысли второй половины и особенно конца минувшего столетия.