«Случайно в одном из кафе я встретился с Буниным. Он был взволнован, увидев меня… Я прочел три последние книги Бунина… Я был удручен глубоким и безнадежным падением этого мастера. От Бунина осталась только оболочка внешнего мастерства».
Как эта несправедливая характеристика похожа на ту, которую дал Горький Шаляпину! А ведь Толстой пишет о поздней прозе Бунина, ставшей классикой. Как и другие большевистские «миссионеры», Толстой «играл по правилам», утвержденным свыше, а их надо было выполнять неукоснительно и самоотверженно. «У них, эмигрантов, все в прошлом» — вот главный рефрен пропагандистской «мелодии». Между тем все было не так. И. А. Бунин еще напишет свои знаменитые «Темные аллеи» и войдет в отечественную и мировую культуру классиком слова. И для Шаляпина 1920–1930-е годы — время напряженной и продуктивной творческой работы.
Глава 5
РУССКИЙ ДОМ НА УЛИЦЕ Д’ЭЙЛО
В 1931 году Шаляпин, выступавший в парижском Театре Елисейских Полей в составе русской труппы, решил исполнить в опере «Князь Игорь» две партии — князя Галицкого и хана Кончака. (Роль Кончака артист исполнил лишь однажды в Русских сезонах 1914 года в Лондоне.) Сын певца Федор Федорович вспоминал:
«Я тогда жил у него в Париже, он на моих глазах работал над Кончаком… Боже, как это было поразительно! Станиславский учил: „Коли не знаешь, как играть роль, пойди к товарищу и пожалуйся… Начнется беседа, потом непременно случится спор, а в споре-то и родится истина“. Вот отец и выбрал меня в качестве „товарища-спорщика“. Начинали мы нашу прогулку от Трокадеро, там поблизости его квартира была, спускались вниз, и как же он говорил, как рисовал Словом! Он великолепно расчленил образ на три составные части: каким Кончак был на самом деле, каким он видится зрителю и каким его надобно сделать ему, Шаляпину. Он грим Кончака положил в день спектакля! Без репетиций!.. А почему он на это пошел? А потому, что был убежден в своем герое, видел его явственно… Сам себе брови подбрил, сам подобрал узенькие брючки… Он и на сцене-то появился неожиданно, словно вот-вот спрыгнул с седла, бросил поводья слугам, измаявшись после долгой и сладостной охоты… Прошел через всю сцену молча, а потом начал мыться, фыркал, обливая себя водою, наслаждался так, что все в зале ощущали сияние, в высверках солнца студеные брызги… И обратился-то он к Игорю не торжественно, по-оперному, а как драматический актер, продолжая умываться: „Ты что, князь, призадумался?“».