Шаляпин

Недалеко от дома Шаляпиных жила семья композитора Михаила Акимовича Слонова, с которым певца познакомил Рахманинов. Шаляпин и Слонов с первой встречи прониклись друг к другу симпатией и уже в 1903 году вместе совершили большую морскую поездку в Африку. Композитор, либреттист, автор переводных текстов многих вокальных произведений, Слонов стал другом Федора Ивановича, помощником и творческим единомышленником. Он посвятил певцу два своих лучших романса — «Ах ты, солнце, солнце красное» и «Прощальное слово». Шаляпин часто включал их в концертный репертуар. Со Слоновым работал певец над первыми грамзаписями 1902 года: в обработке Михаила Акимовича он выпустил пластинки «Ноченька» и «Ах ты, солнце, солнце красное».

Сын Михаила Акимовича Юрий, в будущем тоже композитор, — ровесник и друг детей Шаляпиных. Из церковного дома в Кудринском переулке, скромного обиталища Слоновых, рукой подать до Новинского бульвара — стоит лишь пробежать садами за старой церковью бывшего Новинского монастыря, по Девятинскому переулку, мимо водопроводной колонки. Рано лишившийся матери, Юра Слонов бывал здесь чуть ли не ежедневно, всегда ощущая заботу Иолы Игнатьевны. С Федором-младшим Юрий увлеченно занимался фотографией, они вместе ходили на спектакли в Большой театр — в электробудке для них всегда находились места.

«Уютный и складный был наш домик, — вспоминала старшая дочь певца Ирина Федоровна, — его усиленно стали посещать многочисленные друзья и знакомые Федора Ивановича; в нем собирались интереснейшие люди нашего времени…

Я любила утром зайти к отцу в комнату, отдернуть занавески и взглянуть на него; а он, щурясь и потягиваясь, улыбался мне, а затем начинал распеваться сначала на пианиссимо, а потом, вздохнув полной грудью, пробовал голос в полную силу…

Выпив чай, просмотрев газету, поиграв с Булькой и поговорив с ним на каком-то особом „собачьем языке“, отец вставал и принимал душ; сразу не одевался, а долго еще расхаживал в длинном шелковом халате, делавшем его и без того высокую фигуру еще выше. На ноги он неизменно надевал „мефистофельские“ туфли из красного сукна с острыми, загнутыми кверху носами — он их принес из театра и носил вместо комнатных».

Бывая в Москве наездами, Шаляпин теперь реже видится с друзьями и особенно ценит общение с ними. Когда появлялся Федор Иванович, жизнь в доме преображалась, царило приподнятое настроение, звенел телефон, хлопала входная дверь, толпились разного рода посыльные, чиновники, торговцы. С Ф. Ф. Кенеманом певец запирался в зале работать над предстоящим концертом. Приходили молчаливый Серов, всегда оживленный Коровин; беседовали в кабинете Федора Ивановича, в столовой за обедом, который незаметно, в шумных беседах переходил в ужин. Если же вечером Шаляпин выступал, то отметить успех по старому московскому обычаю отправлялись в «Эрмитаж» или «Метрополь», а уж оттуда домой, играли в бильярд, пели, засиживались, бывало, до утра.

Иногда после разъезда гостей дети слышали у дверей своей спальни осторожные шаги отца. Кто-нибудь просыпался, включал свет — начинались тихие ночные разговоры. Федор Иванович рассказывал детям сказки, увлекался, жестикулировал. На шум приходила встревоженная Иола Игнатьевна и восстанавливала порядок.

Общение с друзьями, домочадцами — прекрасная разрядка после тяжелого напряжения и высокого художественного взлета, которым обычно отличался каждый шаляпинский спектакль. Зато самыми трудными днями для семьи, вспоминает Ирина Федоровна, были те, которые предшествовали ответственным выступлениям певца. Тогда решительно все обитатели дома считали за благо не попадаться Федору Ивановичу на глаза.

Однажды певцу показалось, что он не в голосе и потому надо немедленно отменить «Бориса Годунова». По счастью, сообщить об этом в режиссерское управление Большого театра оказалось некому: секретарь и друг Федора Ивановича певец Исай Григорьевич Дворищин благоразумно исчез… А к вечеру недомогание как рукой сняло. И, взяв с собой старшую дочь Ирину, в ту пору еще гимназистку-шестиклассницу, Федор Иванович отправился в театр.