Шаляпин

Между тем в Петербурге у Шаляпина возник другой дом, рядом с Мариинским театром. Федор Иванович и здесь по-московски гостеприимен. «Дорогой Владимир Николаевич, — пишет он 13 ноября 1912 года замечательному актеру Александрийского театра Давыдову. — Очень прошу тебя сделать удовольствие искренне тебя любящему Федору. Приезжай, пожалуйста, ко мне завтра в 8 часов вечера — молодой Волькенштейн будет читать свою пьесу — будут твои знакомые и друзья… Кроме пьесы, знакомых и друзей будет также вино и прочее угощение. Живу я на Никольской площади против церкви Николы Морского. Крепко целую тебя. Искренне твой Федор Шаляпин».

Дом вела энергичная и властная Мария Валентиновна, здесь росли ее дети от первого брака Стелла и Эдуард, здесь недавно родились Марфа и Марина. Надо отдать должное участникам этой непростой коллизии — Федору Ивановичу, Иоле Игнатьевне, Марии Валентиновне. Они вели себя достойно. Первая семья не знала никаких забот. На Рождество — праздник традиционно домашний — Федор Иванович всегда приезжал в Москву. В доме на Новинском — елка, соседские дети, друзья, знакомые, игры и танцы до упаду.

О разводе речь до определенной поры не заходила, но тем не менее Иола Игнатьевна считала, что дочери Марии Валентиновны и Шаляпина должны носить фамилию отца. Решение этого вопроса зависело не только от доброго согласия законной жены — последнее слово оставалось за императором всея России Николаем II. Оно и зафиксировано в подписанном им 20 июля 1916 года «Указе Правительствующему сенату»: «Снисходя на Всеподданнейшее ходатайство солиста Нашего артиста Императорских театров Федора Шаляпина, Всемилостивейше повелеваем внебрачным дочерям его Марине и Марфе, прижитым им с вдовою сына Казанского купца Мариею Петцольд, принять фамилию просителя, а также и отчество по его имени, пользоваться правами потомственного почетного гражданства и вступать, по отношению к нему, во все права и обязанности детей усыновленных».

Личная жизнь Шаляпина — сюжет, сильно волнующий журналистов, критиков, его биографов и обсуждаемый подчас едва ли не меньше, чем созданные им сценические шедевры. И это неудивительно. Творчество артиста публично, и потому каждый из публики полагает себя вправе знать о своем кумире всё — ведь личное, творческое, бытовое, социальное тесно переплетено в артисте, так или иначе выплескивается в его художественных откровениях. А уж просто желающих с праздным обывательским интересом вторгнуться в приватную сферу существования своего кумира всегда предостаточно.

Надо отдать должное Федору Ивановичу: поводов для скандальных сенсаций он никогда не давал, журналистам приходилось довольствоваться лишь слухами, сплетнями, домыслами, предположениями, непроверенными свидетельствами неведомых очевидцев, просто сомнительными источниками. Хотя уже на склоне лет Федор Иванович, рассуждая с дочерью Лидией о кодексе мужской чести, весело замечал, что уважающий себя мужчина обязан идти навстречу желаниям женщины — иначе он не может считать себя джентльменом.

Между тем возникшее и стабильное существование двух семейных домов Шаляпина не могло не вызывать интереса не только любопытствующего обывателя, но и серьезных исследователей жизни и творчества артиста: ибо совокупность художественных, этических, психологических, характерологических качеств, природных и приобретенных опытом взглядов, вкусов, житейских поведенческих установок и создает полное представление о личности художника. Из множества интерпретаций, циркулирующих в мемуарном, эпистолярном, литературном и исследовательском обороте, наиболее глубокими представляются суждения вдумчивого исследователя жизни и творчества Шаляпина А. Я. Тучинской, ее характеристики «действующих лиц» семейной драмы и понимание мотивировок их поведения и поступков.

Иола Ло Прести, по сцене Торнаги, была, как известно, приглашена С. И. Мамонтовым в 1896 году на гастрольные спектакли Частной оперы в Нижнем Новгороде и вскоре вышла замуж за премьера труппы Федора Ивановича Шаляпина. Обоим в ту пору исполнилось 23 года.