Эту вонь он так и не смог забыть.
«Сержант» толкает в бок блондинку.
– Что? – недовольно спрашивает спросонья Анжела, приподымаясь на локте.
«Симпатичная девушка с тонкими чертами лица», – отмечает про себя Кривошеев.
Писаная красавица пушкинских романов о любви, какой предстала Ариадна Шенгелая в роли Татьяны Лариной из кинофильма «Евгений Онегин». Хрупкая, изящная, воздушная, легкая, женственная.
Девушка потирает маленькими кулачками заспанные глаза.
– Анжела, давай уматывай, – только произносит мужчина, – чтобы через пять минут я тебя тут не видел.
– Не поняла, – растягивая мелодичным голосом последнюю «а», недовольно говорит Анжела, а ее взгляд, полный недоумения, направлен на мужчину. – Что означает уматывай?
Даже в этот момент движения девушки были утонченными и плавными. Анжела собирала немногочисленные разбросанные вокруг дивана предметы одежды с чувством и достоинством. Закончив, она, семеня на носочках, выскочила из комнаты.
– Здрасьте, – только успела бросить девушка, задержавшись перед Кривошеевым, – арестуйте этого подонка.
На что Константин Сергеевич, улыбнувшись, просто кивнул.
– Как же ты так, Миша? – спросил Кривошеев, когда Анжела скрылась на втором этаже дачного дома. – Старший лейтенант, боевой офицер, государственные награды… и опустился до банального пьяницы.
Старший лейтенант Михаил Архангельский даже не повернулся.
– Вот потому что боевой, – только отвечает он, – потому и пьяница. Когда боевого офицера выбрасывают на улицу, словно старого пса пинком под зад, сложно остаться равнодушным.
– Не хочешь вернуться на службу? – в лоб спрашивает Кривошеев Архангельский ответил не сразу.
– В чем подвох, Константин Сергеевич? Я уволен по компрометирующей статье. Таких на действующую службу не возвращают.
– Никакого подвоха, Миша. Я даю тебе шанс вернуться на военную службу в звании капитана и все начать с чистого листа. Никаких напоминаний о былых «заслугах».
Архангельский задумывается.
– Щедрое предложение, товарищ генерал, – отвечает наконец он, – но вынужден отказаться.
Кривошеев не был готов к подобному повороту, однако остался совершенно невозмутимым и эмоций не показал.
– Почему?
– Вы лукавите, как и тогда в Афганистане, – говорит Архангельский. – Вы меня знаете, это не приемлемо. Люди, которые чего-то недоговаривают, вызывают у меня недоверие. И работать с человеком, которому не доверяю, я не могу.
Кривошеев выдерживает паузу. В голове только один вопрос: говорить Архангельскому истинные причины или нет? И в итоге решается сказать. Генерал еще считает, что должен Мише за Афганистан.
– Ты мне нужен, чтобы подобрать и подготовить диверсанта высокого класса. Работать будешь под моим прямым руководством со всеми вытекающими полномочиями, материальную и ресурсную базу предоставлю. Инструкторов…
Кривошеев не успел договорить, его перебивает Архангельский:
– Команду инструкторов я наберу лично.
Константин Сергеевич возразил:
– Миша…
– Или так, или никак! – отрезал Архангельский. – Я привык работать только с командой, которой доверяю.
Кривошеев вынужденно соглашается. Есть правда в словах Архангельского.
– Договорились. Команду ты можешь набрать сам.
– Когда я приступаю?
– Ты восстановлен с завтрашнего дня. Прибудешь ко мне утром. – И, бросив взгляд на почти выпитую бутылку «Финляндии», поясняет: – Как придешь в чувство. Будешь приписан к Академии, присмотрись там к ребятам – слушателям. Должны же быть там толковые парни.
– Я понял. – Архангельский делает смачный глоток водки и вновь разваливается на диване.
На пороге Кривошеев останавливается.
– Ты бы прибрался что ли, Миш. Да и завязывай с алкоголем, переходи на здоровое питание: овощи, фрукты. И больше света нужно, сплошной мрак.
– Это приказ? – бросает в ответ Архангельский.
– С завтрашнего дня руководство к действию.
– Слушаюсь, – не оборачиваясь, говорит Миша.
И Кривошеев вышел.
г. Москва, несколькими месяцами позже
Константин Сергеевич Кривошеев открыл переданный Михаилом Архангельским конверт. Несколько листов, исписанных мелким, но аккуратным и ровным почерком, содержали характеристику на слушателя Академии ФСБ России Разумовского Сергея.