Доев сосиски (что-то вкус их становился все более сомнительным), Катрин вновь завалилась спать. Но сосисочный привкус спугнул дивные шкварочные грезы, правильные сны не шли, опять начала нагнетаться серость и девушка на всякий случай проснулась.
Делать было нечего, с палубы доносились голоса – судя по интонациям, офицерские – но выходить «в свет» не было никакой охоты. Катрин посетила коллегу – научный помощник корпел над ксерокопиями карт. На вопрос «кто собачку запустил?» отпираться благоразумно не стал, повинился: уже перед отплытием заскакивала профессор, сказала, что все договорено, всучила Дикси.
— Имей в виду – входя в запертую каюту, можно наткнуться лбом на случайную пулю, – намекнула девушка.
— Я стучал, но ты спала как убитая. И тут ключи для всех кают одинаковые. Но я на постель даже не взглянул! – поспешно заверил «Латино».
— Верю – Катрин смотрела на веер в руках младшего археолога. – Да, кондиционеров здесь не хватает. Слушай, ты бы меня представил командору и офицерам. Не то что я безумно жажду блестящего флотского общества, но вроде как-то так полагается.
— Ты же вроде служанка. Я не уверен, что твое положение…
— Помнится, я была представлена лично генералу Дезе. Полагаю, это явное повышение статуса и приравнивание к категории «боевой денщик-подпрапорщик с правом ношение оружия». Впрочем, я здешних офицеров не знаю, может, мне действительно лучше в обществе канониров и вольтижеров вращаться.
— Зачем же обязательно к канонирам? – забеспокоился «Латино». – Но как тебя представлять? Это же офицеры, моряки, люди относительно образованные, воспитанные. Я уже не говорю об академике-аристократе. Тут ведь и сам… Впрочем, эта фамилия тебе вряд ли что-то скажет. Твою жалкую басенку о Черногории эти люди вряд ли проглотят. Наверняка кто-то из них там бывал.
— Черногория маленькая, но необъятная страна. Я из отдаленного медвежьего ущелья, к тому же уже давно покинула милую родину. И мне больно вспоминать дом, ибо жестокий отец меня проклял и лишил наследства.
— Ты и современной Франции не знаешь.
— Послушай, дорогой Алекс, – у меня на лбу написано, что я шпионка. Но я легализованная шпионка и разумные люди не вздумают задавать лишние вопросы. А неразумные и слишком любопытные будут посланы.
— Куда? – озадачился пунктуальный научный помощник.
— К вышестоящему руководству, – Катрин осознала, что приноровилась не только чересчур крепко и не вовремя спать, но и неосмотрительно допускать в оборот труднообъяснимые идиоматические выражения. Это осложнения после сосисок, поганых снов и общения с шизанутыми потомками бедуинов.
«Латино» поджал губы, но тут как не поджимай, а соблюдать приличия нужно.
В каюте Дикси ругалась на банку из-под сосисок: во-первых, почему пустая, во-вторых, почему неправильная – даже суперострая крысиная башка в узкую тару никак не пролазила.
— Цыц! – Катрин подхватила питомца, нежно стиснула – собачка вспомнила уроки дрессировки и мгновенно умолкла. – Вот именно. В высшее военное общество выходим: кругом воинствующие рыцари Франции, неустрашимые паладины революции и Республики, будущие истовые бонапартисты, а ты гавкаешь как цепной таракан. Веди себя прилично!
Научный помощник успел перевязать шейный платок, почистить туфли и теперь с тоской взирал на компаньонок:
— Так и пойдете?
— А что не так? – удивилась Катрин, приглаживая жиденький хохолок сытой питомицы.
Алекс-«Латино» горестно вздохнул. Ну не любит человек наглых женщин и уродливых собак, ибо всецело предан делу научной археологии и прочему сугубо прекраснейшему.
Поднялись на палубу: утренний мир был ослепительно ярок, сильный ветер с пустыни нес мелкий песок и туго надувал паруса, парусина и снасти нервно вздрагивали и норовили загудеть-захлопать. Шальвары немедленно решили поддержать этот романтический трепет, дуновение отбросило чубчик Дикси и собака стала похожа на тщедушного, многозначительно жмурящегося запорожца. Обернувшиеся офицеры, матросы, канониры у носового орудия – все уставились на вновь прибывших. Но не красные шальвары их интересовали, и не опротивевшая всей флотилии мелкая вредная шавка. Тут Катрин осознала, что забыла надеть никаб. И парик тоже.