Шакалы пустыни

Задворки башни не особо отличались от фасада. Остатки загона для скота, нечто вроде очага с остатками углей. И колодец. Катрин сдвинула массивную каменную крышку, полюбовалась на темное зеркало воды, понюхала мокрую веревку. Пахло прохладой, да что там, холодом пахло. Очень забытый запах. Как много воды… Архе-зэка вытащила веревку с дырявым кожаным ведром, напилась, села, прислонилась спиной к камням колодца и подумала о том, что сил почти не осталось. Еще сутки, и сдохла бы экспедиция.

Катрин вернулась к спутникам – здесь копошились, собирая топливо для костерка.

— Колодец. Воды вдосталь. В смысле, можно и умыться, – сообщила архе-зэка.

Анис торопливо поплелась к колодцу. Капрал, конечно, за ней. Безносые танцовщицы – известные чистюли.

— Что там внутри? – поинтересовался Вейль, кивая на башню.

— Не смотрела, – Катрин помолчала. – И не буду смотреть. Мне в любом случае нужно возвращаться.

— Я всецело на вашей стороне, – заверил бывший шеф. – Но от меня мало что зависит. Что касается башни, то там, насколько я понимаю, можно оставить лишнее и ненужное. К НЕМУ принято являться налегке.

— Ну да, надлежит приходить нарядной, в лучших браслетах, желательно уже благоухающей смолой для бальзамирования. Нету у меня ничего такого. И лишнего нету. Оружие не оставлю, мне еще обратно идти.

Вейль пожал плечами:

— Ваше дело. Но взглянуть все же любопытно. Я слышал об этом месте.

Ужинали почти в полном молчании. Языки пламени крошечного костра освещали лишь носы сапог. Похлебка из остатков продуктов, потом кофе, вода и снова кофе. Как бы там ни было, а неограниченное количество воды – это чудесно. Потом спутники пошли в башню, а Катрин и последняя экспедиционная скотина – к колодцу. Было уже прохладно, почти холодно, Дикси придушенно взвизгивала, но дала себя привести в порядок. Потом собака сохла завернутая, а архе-зэка стояла обнаженная под звездами, плескала на себя водой, чувствовала, как уходит из тела усталость и жар пустыни. Облегчения это не приносило, ибо смена была слишком резкой. Пугающей.

— Ничего подобного, мне нужно возвращаться, – пробурчала Катрин колодцу и звездам.

Дикси, к которой, собственно, и не обращались, фыркнула из-под сорочки-полотенца. Острый нос крысо-собаки был направлен на башню и усиленно втягивал воздух.

— Думаю, что крыс там по-любому не будет. Бесперспективное в этом смысле место. Думаешь, все равно нужно заглянуть? Ладно, только простирнемся сначала. Утром наверняка времени не будет.

Оставив выстиранную сорочку и шальвары сохнуть у колодца, архе-зэка и архе-собака направились к дверям башни. Здесь пахло дымом и смолой, Катрин раздула еще тлеющий факел…

Странное это все-таки место. Катрин бродила между завалов, сапоги с тихим звоном раздвигали слои мелкого золота и меди. Ларцы и тюки, увязанные пологи шатров, свертки запыленных роскошных и нищих плащей, сосуды для воды и масла, оружие: древнее и не особо древнее, давно окаменевшие продукты и растрескавшиеся горшки… Но больше всего лежало украшений: ожерелья и браслеты, со стеклом и лазуритом, с бирюзой  и фаянсом, перстни и массивные пекторали. Драгоценности были везде: заполняли кувшины и корзины, возвышались холмами на кулях из-под фиников и на ссохшейся упряжи. Приходилось осторожно ставить ноги, чтобы не давить некогда блестящие и ценные вещички. Сейчас все покрывал толстый слой песчаной пыли, отличить серебро от золота или бронзы было невозможно. Лишь там, где пыль потревожили свежие следы, пробивался тусклый блеск.

Дикси шуршала где-то в углу этого бесконечного склада уже ненужных сокровищ.

— Слушай, я тебя для чего купала? – вопросила Катрин.

Из глубин (хлам предположительно периода II династии) разочарованно фыркнули. Вот все здесь было, а завалящей крысы – фигушки найдешь.

Катрин подняла штуковину, слегка похожую на оружие, попыталась сдуть пыль. Дерево и золото, инкрустация. Не оружие, конечно, «Зеркало «Анх» или «Крест жизни»» у археологов этот артефакт называется. Красиво.

Страх и отвратительное чувство чуждости исчезли. Пусть внешне эта немыслимая камера хранения и напоминала ужасный склад концлагеря, но смысл был совершенно противоположным. По доброй воле здесь вещи оставляли: уже не нужны, а бросить в пустыне жалко. Все-таки дороги были эти вещи хозяевам, не драгоценным металлом и искусной отделкой дороги, а воспоминаниями. Жили люди с ними, как прожитые года выбросишь? В этом смысле, что те золотые серьги с ляпис-лазурью, что вот тот узкий топор с отполированной ладонями повидавшей «саксаульной» рукоятью, абсолютно равны. Вот и оставили люди – вдруг кому-то пригодятся? Времена саркофагов и заботливых сборов усопших в последний путь давно миновали. Уходят отсюда без провожающих, без плакальщиц и бальзамирования, все упростилось.