Шакалы пустыни

…— Единственное, в чем мы твердо уверены, — продолжала сосредоточенная де Монтозан, — профессор Одуан-Рузо благополучно добрался до штаба генерала Бонапарта, встретился с намеченными лицами и легализовал наше пребывание. Как вы знаете, вечером прискакал посыльный офицер, привез все необходимые документы и приказ о зачислении на довольствие. Мы под надежной защитой французского экспедиционного корпуса. Что касается исчезновение начальника экспедиции…

— Не так, — прервала Катрин, жуя круассан — мягкий, но безвкусный как вата. — Если с пакетом приезжал офицер, то он «порученец», «фельдъегерь» или, в крайнем случае, «гонец», а не какой-то там «посыльный». Не принижайте офицерский корпус!

— Весьма признательна за столь ценную поправку, мадам Вдова! — язвительно процедила де Монтозан. — А теперь не могли бы вы помолчать? Речь идет о серьезных вещах. Ситуация критическая и нам нужно решить…

— Именно, — Катрин глотнула из чашки. — Не кофе, а бурда. Есть такое редкое тюркское слово. Господа, мне наплевать на ситуацию, гонцов, да и на господина профессора, при всем уважении, опять же наплевать. Кто меня отравил?

— Вы сейчас не очень отравленной выглядите, — отметил язвительный "Латино"-лаборант.

— Помолчи, мальчик, — Катрин смотрела на руководящий состав — мадмуазель профессор бурлила-негодовала, начальник охраны следил за действом с вялым любопытством. — Здоровье — прежде всего. Пока мы не разберемся с отравлением и виновные не будут сурово наказаны, дальше обсуждение никак не продвинется.

— Не много ли вы себе позволяете?! — поддала децибел мадам де Монтозан. Затаившаяся где-то за спинами людей Дикси панически скульнула.

— Да куда же тут много позволишь? — процедила Катрин, уже покончившая с круассаном и пожевывающая узкую пластмассовую вилку. — У меня договор на работу, а не на самопогребение. Так чья это затея с отравлением, а?

— Уберите ее отсюда! — скомандовала архе-профессор.

К бунтовщице двинулись оба охранника.

— Да я сама уйду! — заорала Катрин, срывая и швыряя на пол платок-никаб. — В тюрьму, в ссылку, на каторгу! Там хоть не травят как крысу! Все, вяжите, сажайте под замок, возвращайте откуда взяли. Если сможете. Псы позорные!

Катрин шагнула навстречу стражам экспедиционного порядка, на миг присела, почти рухнула на колени, тут же, продолжая резкое движение вперед, с силой распрямилась — 180-сантиметровой пружиной врезалась между охранниками, по ходу почти интимно хлопнув парней по бедрам. Впрочем, для интима все было проделано излишне резко — хлопок-рывок, столкновение, — все трое, потеряв равновесие, смяли стол у стены — охранников приняла-поддержала милосердно спружинившая парусина палатки, агрессивная бунтовщица устояла на ногах сама по себе.

— Ты… — Госслен смотрел на свою кобуру — револьвера в ней не было, язычок застежки болтался разлохмаченным нитяным флажком.

— Ага, кордура тут уже не та, я уже замечала, — согласилась Катрин, картинно крутанув отобранными стволами — оба револьвера оказались у нее — пара массивных «Смит-Вессон-108»[2]. — Всем стоять на месте и быстро признаваться. Кто меня отравил? Ну?! Или мы сейчас начнем тщательно разбираться, и пострадает кто попало.

— Ты не выстрелишь, — пробормотал Пер Сала, прикрывая ладонью опустевшую и зияющую как расстегнутая ширинка, кобуру.

— Да я палить и не собираюсь, — честно заявила девушка, пренебрежительные оценивая массивные револьверы в своих руках. — У вас, кстати, модерновое покрытие уже облазит. Совершенно напрасно дорогие машинки в скитания захватили. Все равно на выброс. Держите!

Она швырнула револьверы прямо в руки хозяевам, но с силой — поймать должны с трудом. Маневр был рискованный, но тут и все представление идет «на грани». Облеванная беспомощная жертва — низы иерархии, восстанавливать себя в правах надлежит жестоко, тут уж лучше пережать, чем недожать. Да и вообще Катрин Кольт пребывала в ярости и не собиралась этого скрывать.

— Так кто? Кто паршивец-отравитель?

Она обводила взглядом аудиторию: глаза прищурены, на губах полуулыбка: ярко-выраженного садистского возбуждения и игривости строго поровну, вилка в зубах гуляет вместо сигаретки. Маньяки мы, в саркофаге залежавшиеся, предельно там распалившиеся…

Напуганы. Почти все напуганы. Техник пятится к двери, арабы посерели мордами — бледность им не к лицу, профессорша только что чуть не обделалась, оружия она жутко боится — но сейчас де Монтозан чуть полегчало — дура-хулиганка стволы-то вернула. Остальные тоже дыхание перевели. Разве что Вейль, похоже, так и не просыпался. «Спящий» и есть спящий.

Катрин всегда считала себя актрисой посредственной, посему сочла паузу достаточно мхатовской. Продолжаем, а то кто-нибудь отвлечется на собственные идеи.

— Кто? Ты отравил? — девушка гневно перекинула вилку-зубочистку в другой угол рта и шагнула к намеченной жертве.