Представляя загробную жизнь, Рейдж гадал, не будет ли она такой же. Постоянное лежание без движения, удовлетворение каждой потребности, не нужно будет беспокоиться о будущем, потому что границы вечности невозможно осознать, и, значит, есть только настоящее. В конце концов, временные рамки заставляли смертных думать о таких вещах как судьба и предназначение, и вдруг освобождение от оков времени избавит от беспокойства и тревог, в этом и была цель Забвения, награда за земные страдания. Но после пережитого здесь? Рейдж едва ли видел счастье после своей смерти. Безвременье чертовски утомляет.
Но если бы у него была шеллан…
Ну, если бы он нашёл свою истинную любовь, ту, что зажжет его сердце, а не только чресла, женщину сильную и умную, что будет красить его, тогда перспектива вечности обрела бы другие краски. Кто не пожелает провести вечность со своим любимым?
Но любовь для него аналогична грезам Дариуса о совместном проживании Братства.
Мечты, которые никогда не сбудутся.
Этот благородный мужчина мог построить сотни домов на сотне гор… и Братья никогда не заселят те комнаты. Так и Рейдж не мог представить любовь как чувство более глубокое, чем простое желание секса, но это еще не значит, что ему не светит…
Дверь гостевой комнаты открылась, и столб света, проникший в темноту, ударил ему прямо в звенящую голову.
Выругавшись, Рейдж прикрыл глаза предплечьем.
— Нет, — резко ответил он. — Мне ничего не нужно. Прошу, оставьте меня одного.
Когда доджен не принял отказ от его услуг, Рейдж опустил руку и посмотрел на свет.
— Если мне придется самому закрывать эту дверь, я вам спасибо не скажу за то, что заставили меня встать с кровати.
Последовала пауза. А потом женский голос, юный голос, задал вопрос:
— Вы плохо себя чувствуете?
Когда он узнал, кто это был, а запах подтвердил догадку по голосу, ему захотелось выругаться. Это была незамужняя дочь из благородного рода, та, что пришла со своей мамэн и Джабоном, когда Дариус изучал чертежи будущего особняка.
Та, что высунулась из-за двери гостиной, с интересом разглядывая его.
Та, что садилась возле него за каждой трапезой, на которой он присутствовал.
Воистину, он спускался на, по крайней мере, Первую и Последнюю Трапезы. У него возникла мысль, что небольшая активность ускорит его выздоровление, и до этого момента он считал, что правильно поступает, заставляя себя.
Но у него не было ни сил, ни желания иметь дело с той, что вошла в его комнату.
— Ты ошиблась дверью, — сказал он. — Уходи.