Шаги по земле

Читать надо было обязательные произведения и интересные. Обязательные составляли те, которые мы должны были изучать в наступающем учебном году по литературе. Их нам приходилось прорабатывать в летние каникулы заблаговременно. Я брала в библиотеке нужные книги и в ходе проработки конспектировала перипетии сюжета, имена и характеры героев. А к интересным книгам переходила потом, после выполнения обязательной части летней образовательной программы. И это было самое приятное. Здравствуйте, мои любимые жанры — приключения всех видов! Любовные входили в их число. Тут были, конечно, классические — Т. Драйзер «Сестра Керри» и «Дженни Герхардт», Э. Золя «Страница любви», «Нана», его «Завоевание Плассана» из эпопеи «Ругон-Маккары», кое-что выборочно из О. де Бальзака, «Женщина в белом» У. Коллинз и «Джейн Эйр» Ш. Бронте с продолжением «Грозовой перевал», написанным Эмилией, сестрой Шарлотты. В приложении я приведу список книг, прочитанных мой в юности.

Как и весной, читать я устраивалась на улице, только теперь в саду, под яблонями, расстелив на земле старое ватное пальто. Случалось, и засыпала так, разморенная жарой. Но это все было на старой усадьбе, с большим огородом и богатым садом, где имелось место и солнцу и тени. Каждое деревцо в том саду, обследованное много раз, было моим другом. В их тени так сладко жилось! Иногда я с ними разговаривала, провозглашая вслух мысли, пришедшие от книг, я им выкладывала свои возражения прочитанному или восторги от него, лежа навзничь на старом пальто и глядя снизу вверх. Я изучала их кроны, подмечала и запоминала каждую веточку, сквозь них наблюдала лет облаков по небу. И не думала тогда, что имела на сад больше прав, чем папа, потому что это обо мне, своей будущей внучке, думал дедушка Яков, высаживая деревца. А папа о них заботиться не стал и одного за другим срубил, ничем не заменив — папа работал на заводе, где очень уставал, и не успевал заниматься садом.

За огородом уходили к горизонту тихие, притомленные солнцем дали. Иногда оттуда, с холмов, где лежала наша сказочная, волшебная, загадочная каменка, ветер приносил запах фиалок, который волновал, томил душу. Там еще оставались следы землянок, умельченных, с обвалившимися и осыпавшимися краями, поросшие дерном, где фиалки находили приют. Собирая их, мы часто вынимали из земли гильзы, понимая, что стреляли наши. Но встречались и пули. Над каждой из них мы долго сидели в раздумье о том, была ли она убийцей. Мы молчали и украдкой друг от друга прощупывали почву — нет ли здесь оброненного солдатского жетона или портсигара, непременного спутника солдат. Памятью о слышанных рассказах и этими остывшими следами, оставленными на земле, мы прикасались к войне — незабываемому горю наших отцов и матерей, мы пропускали через себя пережитый ими ужас и учились дорожить миром. Овражки от падавших с неба авиабомб еще покрывали поля и взгорья, и на каждом шагу, при неистовом разбеге по вольной шири, они останавливали нас, и мы приникали к ним, таким уютным, безопасным, прохладным, и вдыхали запах Родины, который был особенным, осознанно дорогим.

Все казалось уже не новым, а происходившим однажды: и падающая с осокорей вата, и вишневый шелест межи, и качающаяся на ветрах кудрявость кленов, и ласточкино гнездо в нашем сарае, стремительные полеты ласточек с посвистами сопутствующего им ветерка. В правом верхнем углу двери мы выпиливали обязательное квадратное отверстие, чтобы ласточки свободно достигали гнезда и вылетали из него. Все уже было, но каждый раз, знакомое, оно представлялось по-новому прекрасным, более значимым, не просто так существующим, а зачем-то!

В самую сильную жару в доме спалось трудно, и я, проснувшись на рассвете, снова хватала свои подстилки и спешила в сад, под деревья. Но уснуть удавалось не всегда, и тогда я наблюдала, как начинало светлеть небо. Тот свет отбивался от дальнего свода и проникал вниз, достигал земли, падал мне на лицо рябью теней. Скоро редкие облака, словно то были мазки художника или размазанные по небу капли его красок, окрашивались розовым. Дальше просыпались ото сна птицы, оставляли свои ночевья и молчащими стаями возникали на небе, чтобы облетаться.

Контраст между розовым и синим усиливался, размываясь на краях фиолетовыми отсветами. Но облака уплывали и уносили с собой дивную розовость. На их месте возникали другие — светящиеся золотом поднимающейся звезды, почти прозрачные. Просвечиваемость их превращалась в туманец, в дым, и все эти метаморфозы впитывались светлеющей синью, добавляя в нее морской аквамарин.

А потом незаметно обнаруживалось, что небо провалилось в космос, открыло незримые дали, угадываемые за цветом, дрожащим на иглах лучей. Выбеленные облака, утратив тяжеловесность, превратившись в росистую нежность неба, усиливали бег и меняли свои формы. Птицы, отряхнувшие сон, поднимались еще выше и оттуда казались темными тычинками на их белых разворачивающихся лепестках.