Читаем Шаги по земле полностью

Черед за керосином выстраивался большой, его змейка вилась по ступеням, выползала во двор и закручивалась в несколько колец, не теряя своего принципа организации — цугом. Никто не шумел, не нарушал порядок, люди смирно стояли друг за другом, втыкаясь носом в затылок, как крючочек в петельку. Как только начинали отпускать керосин, возникала еще одна змейка, параллельная первой. По погребным сходням — два движущихся полоза: один сползает вниз, другой — несет свое тело наверх и выплескивается наружу, тут растворяясь. Отоварившиеся и выходящие покупатели, спокойные и подобревшие душой, чинно сторонились, продвигались боком, уступая дорогу тем, кто вожделенно продвигался к цели. Вожделевшие в долгу не оставались — тоже вминались спинами в стену, прижимали платья к коленям, чтобы не испачкаться о емкости с капающим с них керосином — никто никому не мешал. Нравилась мне эта взаимная уважительность, это нелицемерное заботливое почтение между людьми.

Керосиновой феей была тетя Маруся Еременко, наша свояченица, жена моего дяди. Наливала она жидкость, по вечерам превращавшую осветительные лампы в маленькие солнца, в посудины покупателей из мерной литровой кружки через большую самодельную лейку с ручкой. Обе вещи — лейку и разливную кружку — специально для нее изготовил папа.

Так продолжалось до 1959 года.

А потом началась электрификация села. Помню, как с весны на улице вручную копали ямы под опоры, потом привезли столбы, незнакомо пахнущие лесом. Они, эти стволы деревьев, эти остовы погибших лесных гигантов — слабо ошкуренные, с нежными волоконными остатками коры бледно-коричневого цвета — еще дышали, были почти живыми, и я представляла, как недавно стояли они в далеких лесах, как шумели кронами. Скоро их установили вдоль дворов на одинаковом друг от друга удалении, и электромонтеры, предварительно надев на ноги смешные и неуклюжие металлические когти, начали взбираться на них. Это вообще были люди захватывающе экзотического вида — одетые в странные одежды со множеством карманов с торчащими оттуда непонятными предметами и инструментами. Взобравшись наверх, электромонтеры подолгу зависали на столбах и что-то делали, позвякивая изоляторами из прозрачного зеленоватого стекла, и весело насвистывали. Дети, гурьбой бегающие следом, задирали головы и терпеливо наблюдали за диковинной и опасной работой, что шла высоко над землей.

После этого, наступившим летом, дворы и дома рабочих завода и колхозников заполонили заводские электрики с мотками проволоки и проводов, со своими не каждому знакомыми инструментами, тоже веселые и возбужденные. Они шутили и острословили, чувствуя себя героями, изгоняющими мрак из жилищ и несущими людям новейшие технические достижения. Проводку в домах монтировали, не вделывая в стены, а внешнюю, проложенную по их поверхности, чтобы быстрее управиться, но работали основательно, профессионально. И от проводов с новенькой белой изоляцией, словно украсивших стены новомодной росписью, дома наполнялись торжественностью и новым смыслом.

Электричество стало для нас чудом и спасением. Исчезли из комнат запахи чада и гари, быстро выветрились из памяти полумрак от горящих фитилей, ежедневное протирание ламповых стекол, необходимость стоять в очереди за керосином. Оно было доступно в любую секунду, давало более яркий свет, возникающий без спичек, от одного щелчка выключателя, и было намного дешевле предыдущего освещения. Но не только это — за ним скрывались новые чаяния. Обретенное нами чудо позволяло мечтать о покупке холодильника, стиральной машины и о других волшебных вещах, только слышанных, но не виденных.

Однако нюхать керосин нам предстояло еще долго — от примусов и керогазов, ведь газа не было. Да мы и не знали о нем и не мечтали.

<p>5. Дом, в котором я родилась</p>

Вообще я появилась у родителей тогда, когда у них уже вполне сложилась семья и устоялись семейные и родственные отношения. Жили мои родители в доме по улице Степной, что достался маме от расстрелянных родителей. От родительских семей у мамы остались два брата, служившие в армии, а у папы — мать с юным сыном от второго брака, что проживали в своем жилье.

Перейти на страницу:

Все книги серии Когда былого мало

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии