Шаг во тьму. Дилогия

Не эмоции, а намеки эмоций призрачно угадывались в ее лице, выглядывая друг из‑за друга, как многократные отражения в двух зеркалах — в ее ореховых глазах.

— Вы красиво плетете слова, Диана…

— Не только слова… — потупилась она с улыбкой.

— Но это всего лишь слова.

— Мой господин не верит мне? — Она перестала улыбаться. — Прислушайтесь к себе, Влад. Разве я где‑то надавила? Что‑то исказила?

Нет. Это бы я сразу почувствовал… если бы это было столь явно.

Но ведь она могла сделать это не так грубо. Могла и иначе. Хитрее. Тоньше.

Ночью я был открыт. Открыт не только потому, что без защиты, мог и не встрепенуться от ее касания. Не только поэтому.

Во сне я, как и любой человек, не дневной я. Во сне я причудливая химера из кусков меня привычного, дневного, и странных лоскутков с самого донышка моей души. Того, чего днем как бы и вовсе нет.

Во сне я вывернут наизнанку. И если Диана вышила там что‑то мелкими, аккуратными стежками… Сейчас, когда я в сознании, — вся эта изнанка невидима даже мне самому. Если Диана и расшила там лавандовыми бисеринками, то я их и не должен заметить. Ни сейчас, ни потом.

Но постепенно, незаметно эти лавандовые бисеринки прорастут — с самого донышка моей души. Вплетаясь в мои мысли так, что и не разделить, где чужое, а где мое. Вообще не заметить, что во мне пустило корни что‑то чужое… И я буду уверен, что и эти побеги тоже мои. Тоже из самого моего нутра. Выжимка из моих ежедневных дел, желаний, стараний… но планировка садика‑то будет ее, Дианы.

— Если я этого не чувствую сразу, это не значит, что оно не скажется на мне потом. Когда будет поздно.

— Ах, вам все‑таки продолжает чудиться мышеловка… Но, поверьте, кроме мышеловок на свете бывают и подарки. Просто подарки, — улыбнулась она.

— Конечно. Просто подарки. Вроде книг об охоте, каждая страница которых покрыта ядом…

— Вы думаете, я пыталась во сне заставить вас поверить во что‑то, во что верю я?

— А разве нет?

— Влад, вы в плену иллюзий…

— Да ну?

Она кивнула, улыбаясь. Очень по‑доброму улыбаясь. Кажется, даже с сочувствием.

— Мне не нужно хитрить, чтобы переманить вас на мою сторону. Хитрости нужны, когда обманывают. В религиях для глупых, слабых и пугливых. Это их нужно оплетать сетью лжи и подстегивать кнутом страхов. Лишь слабых и глупых призывают во что‑то верить, а о чем‑то запрещают размышлять… Но чтобы встать на путь сильных, не нужно ничего этого.

— Все же хотите навязать мне то, во что сами верите…

— Хочу. Как врач желает исцелить больного. Но чтобы вы стали думать, как я, мне не нужно мешать вам думать. Напротив. Я всего лишь хочу, чтобы вы смогли думать яснее и точнее, чем думали все эти годы… Остановились на миг, с чистой головой и незамутненным взором огляделись — кто вы? где? зачем? Попытайтесь хоть раз увидеть жизнь такой, какая она на самом деле. И не останавливайтесь, когда мысли приведут вас к тому, от чего вы пугливо отталкивались раньше, всю вашу прежнюю жизнь… отталкивались, потому что в глубине‑то души уже подозревали, что вам не понравятся эти ответы, они разобьют вдребезги то, что вам внушали, то, во что верили — верили слепо, верили только лишь потому, что вас так приучили верить, пока вы были юны… Но остановитесь, оглянитесь. Вы не глупый пес, чтобы всю жизнь сидеть на цепи веры и охранять склад чужих обманов, — вы прелестный волчонок, удел которого — стать прекрасным, свободным волком…

— Диана, у меня отличное настроение, и даже ваша софистика не способна его испортить. Но если вы еще раз попытаетесь так сделать…

— Влад, у вас потрясающая способность отвлекаться! Я говорю с вами серьезно и знаю, что вы способны понять, но вы не слышите! Будто не слушаете вовсе! Вам не говорили об этом?

— Говорили.

Только в такие моменты Старик называл меня не Владом, а Крамером…

— Так почему же вы не хотите прислушаться?

— Все! Хватит, Диана! Я наслушался этого еще вчера. Теперь вот что я вам скажу.

— Все же вы меня подозреваете…

— Подозреваю. Правда, проверить я не могу… но могу прекратить. Раз и навсегда.

Я приготовился швырнуть в нее картинкой, которая так здорово на нее подействовала тогда, а теперь, похоже, подрастеряла яркость. Но ведь это можно и поправить?

Но Диана не лезла, хотя и должна была чувствовать, что сейчас я готов ее впустить, разрешаю… Но она не лезла.