Милу похоронили тут же, брать с собой тело было бесполезно, мёртвые не переносились обратно. На остатках сил Ирий соорудил из земли саркофаг, общими усилиями мы сожгли тело. Я старался отводить взгляд, но образ исчезающей в огне девушки впечатался в моем мозгу.
Потом ждали часа переноса — солнце должно было сесть. Тина разлила по кружкам горячий взвар, мы сидели на земле и молча прихлебывали, разговаривать никому не хотелось. Вдруг Ирий как-то странно дернулся и откинулся назад. А за ним — Шуш.
Я уронил чашку из цепенеющих пальцев, посмотрел на Курову. Та улыбалась.
— Что, Марк Львович, онемели ручки-то?
Я похлопал глазами — шея тоже вроде как занемела.
— Вот как бывает, — Тина аккуратно подняла чашки, выплеснула из них оставшийся взвар, похлопала Ирия и Шуша по щекам. — Спят. Красная пыль — она по-разному может действовать. Главное, с чем смешать, особо хорошо на колдунов тарквист действует. Вы ведь меня и тут обойти решили?
— С чего ты взяла? — с трудом проговорил я. Холодные губы кое-как двигались.
— Так ведь вы, Марк Львович, человек прыткий, сначала наследство мое себе присвоили, а потом вон решили и здесь без доли оставить, намеки гадины этой, Белосельской, я хорошо поняла. Хоть она сдохла, так уже не зря сходили. А ты, значит, домик на мои деньги решил прикупить, думал, не узнаю я ничего?
— Дьяк розыскной сдал? — попытался поморщиться я.
— Он, кто ж еще. С потрохами. Федор Анисович ведь такой, и вашим, и нашим. Сколько там у муженька моего поганого сверху лежало? Десять тысяч? Двенадцать?
— Двадцать, — я изобразил мстительную улыбку.
— Ах ты ж тварь. Ну и ладно, — Тина злорадно ощерилась. — Вот тут, в рюкзачке, не меньше шести таких наследств лежит. И треть моя, а остальное отдам, ничего, не жалко мне. А вот вы трое тут останетесь. Могла бы и прибить вас, да не хочется потом перед богами оправдываться, кровь на себе носить, сами сдохнете.
— Так и оставишь нас? Не жалко?
— Чего жалеть-то? — Курова наклонилась ко мне, поцеловала. — Ты смотри, колдун, хоть и заморожен, а прыткий. Ох боярин, не надо было тебе дорожку мою переходить.
— Сама виновата, — слова с трудом выходили из онемевшего рта.
— Это про склад, что-ли? Да, не получилось, а ты молодец, виду не показал, что знаешь. Сам догадался? Не отвечаешь? Ничего, еще часа три, и отпустит, если не сожрут вас тут местные твари. Амулет-то давай сюда, мой друг сердешный.
Она протянула руку к браслету.
Внезапно голова ее мотнулась, и воровка упала на бок. Нехорошо так упала.
— Долго же ты, — недовольно произнес я, растирая почти в твердь онемевшие руки.
— Так эта, барин, слаб еще, — прогудел Шуш. — Но если бы не вы, точно всех бы положила, падлюка. И как только таких женщин земля носит.
— Подумай об этом, когда жениться решишь, — посоветовал я Шушу, выводя Ирия из транса. Тот закряхтел, уселся на дворянскую задницу.
— Что я опять пропустил?
— Да вот эта, — кивнул я на валяющуюся на земле рыжую, — хотела нас тут оставить. Опоила чем-то с красной пылью.
— Да? — Ирий тяжело поднялся, подошел к Тине, — слушай, да вы ей шею сломали. Отходит. Вылечить не смогу уже, сил не осталось, если только ты.
Я с сомнением прислушался к себе. Силы вроде чуть накопились, много ушло на обезвреживание бормотухи этой воровской, да еще Шуша лечил, пока с Куровой болтал. Ладно, гуманист я или нет?
С точки возврата нас тут же перекинули в Смоленск, порталом прямо в княжий замок. Двоих, Шуша оставили добираться на перекладных, хорошо, денег с собой немного было, отдал ему, наказав долго по Руси-матушке не шастать.
В знакомой мне комнатке собралась занятная компания. Библиотекарь, знакомый мне лекарь из Вяземских, высокий солидный старик, которого Ирий дедом сразу назвал, на что тот недовольно поморщился, Епанчин из колдовского приказа и внук князя Смоленского, Богдан Жижемский. Они сидели, а мы с Ирием стояли.
— Ушло пятеро, вернулось трое? — Хомич недовольно пожевал губами. — И все из-за пары килограммов тарквиста? Вот эти сто лет мы ждали такой жалкой подачки?
— Выходит, так, — Жижемский хохотнул. — Модест, скажи честно, ты чего ожидал?
— Да уже ничего, — библиотекарь махнул рукой, посмотрел на нас. — Где твоя сестра, Ирий?
— Мертва, — глухо сказал Белосельский.
— Даже так, — высокий старик нахмурился. — Чего ж ты не уберег ее? Ладно, не говори, потом мне все расскажешь.
— Да, с семейными делами вы сами решите, — кивнул лекарь. — А вот куда вы дели Тень?
— Тень? — переспросил я.
— Ну эту, как ее…
— Тину Курову, — подсказал Епанчин.
— Да, ее. Тоже умерла?
— Не знаю, — покачал я головой. — Отстала от группы. Как выручать пойдете, узнаете.
— Ясно, — Хомич хлопнул ладонью по столу. — Сходили, хорошо. Долю свою получите. А теперь брысь отсюда, и чтобы завтра весь сказ о походе вашем был у князя Жижемского, во всех подробностях.
Нас с Ирием выставили за дверь, а потом и совсем из замка.
— Я — домой, — сказал я Белосельскому. — Потом поговорим, ладно?
— Да, — Ирий вздохнул. — Что-то, по правде, и не хочется совсем разговаривать. Темно на душе.
— И не говори, — согласился я.
— Погоди, — Белосельский замялся.
— Да?