Шаг в пропасть

Второй допрос длится более двух часов. А третий – уже почти три. Вопросы сыплются точно из рога изобилия. Насколько близко я была знакома с Мэдди? Как я заманила ее в здание? Что на мне было надето? Какого цвета у меня глаза? Что тем утром я ела на завтрак? Что я смотрела по телевизору? Однако мне не предъявляют в качестве улик ни записей камер видеонаблюдения, ни расшифровки телефонных разговоров, ни каких-либо вещественных доказательств. При этом вопросы Сары о том, удалось ли найти телефон Эмили, либо игнорируются, либо отклоняются.

– Может, мне стоит сказать, – спрашиваю я Сару в перерыве, – что я не имею никакого отношения к пропаже пропуска Джерри?

– Ни в коем случае. Пусть сперва попробуют доказать, что вы все-таки имели к этому какое-то отношение, – отвечает Сара. – Вы вовсе не обязаны что-либо опровергать. Как я уже говорила, доказывать должны они, а не вы. Джерри Сигер точно не знает, в какой конкретный момент вечеринки у него исчез пропуск, и у полиции пока нет против вас улик.

– Но я тут совсем ни при чем…

– Если вы ни при чем, никто не сможет доказать, что вы взяли пропуск. И если, по вашим словам, вы действительно пользовались лишь временным пропуском номер один и это зафиксировано охраной, значит внутри здания должен был находиться кто-то еще. Но без записей камер видеонаблюдения полиции не удастся достоверно установить, какой именно пропуск находился в ваших руках.

Разочарованные моим молчанием, оба детектива затягивают третий допрос до полуночи, делая продолжительные паузы между вопросами. Явно раздраженные моими бесконечными «без комментариев», они, похоже, считают, что заслуживают откровенного признания или, по крайней мере, другого ответа. В конце концов детектив Галлахер смотрит на настенные часы и объявляет, что заканчивает допрос. Она жмет на кнопку, один за другим вынимает DVD-диски, убирает их в боксы, наклеивает этикетку и толстым черным маркером пишет на них мое имя, дату и время. После чего оба детектива отводят нас с Сарой в помещение для задержанных и уходят через боковую дверь.

– Они пошли в Королевскую прокурорскую службу, – объясняет Сара, когда мы возвращаемся в комнату для консультаций. – Значит, с допросами пока закончено. Ваше досье отдадут присяжному поверенному, который в течение ближайших нескольких часов должен принять решение, что будет дальше.

– А что это может быть? – с тревогой спрашиваю я.

– Ну… если у них будет недостаточно улик для предъявления обвинения, вас выпустят под залог.

– А если улик будет достаточно?

– Тогда предъявление обвинения… – Сара мнется, – и заключение под стражу.

У меня екает сердце.

– Заключение под стражу?

– Вы предстанете перед магистратским судом, затем – перед судом Короны. А там мы сможем ходатайствовать о внесении залога.

– А наше ходатайство удовлетворят?

– В делах об убийстве крайне редко выпускают под залог. Давайте не будем опережать события. Возможно, у них не хватит доказательств для предъявления обвинения. Но если хватит… – Сара внимательно следит за выражением моего лица, – мы будем это решать. Что бы ни случилось, мы не станем сидеть сложа руки. А пока крепитесь и постарайтесь немного отдохнуть.

Я говорю Саре «до свидания», и меня ведут обратно в камеру, где я ложусь на узкую койку, чувствуя себя слегка ошеломленной и измученной событиями сегодняшнего дня. Я закрываю глаза, однако мне не уснуть. Озябшие ноги, запах детергента от тонкого пластикового матраса, стук дверей других камер – все это явно не способствует здоровому сну. В результате я слежу за тенями, ползущими по потолку, прислушиваюсь к тому, как перекликаются мои соседи, и спустя какое-то время меня начинает убаюкивать барабанная дробь кулаков и ног по металлу. Но всякий раз, как наступает тишина, громыханье возобновляется вновь и у меня отчаянно колотится сердце. В миллионный раз я вижу, как Мэдди срывается с крыши, отчаянно размахивая руками и рассекая воздух, прежде чем упасть на землю, словно куль с мукой.

Несколько часов спустя, когда крики и громыханье прекращаются, а я по-прежнему лежу в темноте не в силах справиться с водоворотом мыслей, дверь с лязгом отворяется. Луч ослепительного света пронзает темноту камеры. Я поспешно заслоняю глаза ладонью.

– Подъем! – командует помощник надзирателя.

– Который час? – спрашиваю я с замиранием сердца.

– Четверть шестого.

Я свешиваю ноги на пол. Меня ведут по коридору мимо ряда камер в помещение для задержанных и подводят к стойке дежурного. Я топчусь возле стойки, моргая от яркого света и поджимая пальцы ног в бумажных туфлях, чтобы уменьшить ощущение дикого холода, идущего от жесткого линолеума. Через секунду дежурный сержант перестает печатать, поднимает на меня глаза и приказывает внимательно слушать.

– Я выпускаю вас под залог, – говорит он.

Засевшее во мне напряжение сразу спадает. У меня подгибаются колени, я хватаюсь за край стойки.

– Но при соблюдении целого ряда условий, – продолжает он, глядя на меня поверх экрана компьютера. – Если вы нарушите хотя бы одно из этих условий, мы свяжемся по телефону с вашим адвокатом.