Шаг в небо

— Я его много лет знал. Мы не очень, чтобы закадычные друзья. Рядом жили, поэтому у нас всё было просто. То по месяцу не виделись, то он у меня торчал сутками. Он добрый был парень. И брата его убили. Несколько дней назад, — я понял, что мне надо с кем-то поговорить.

— Слушай, Петя, я вот что думаю, ведь сейчас жизнь наша стоит совсем ничего, — я уже не мог остановиться. — Но неужели этот концлагерь окончится когда-нибудь? Что, просто выпустят и всё? Типа, прошли школу жизни. Зачем мы здесь вообще? Я не понимаю. Веники эти идиотские в обмен на жизнь собирать? Бред.

— Тихо, не так громко, Юзик вон, ухо востро держит, — Петя, конечно, был более осторожен. Он старше и больше меня знает. — Но ты, наверное, прав. Что-то тут не так.

— Слушай, а что делать? Ведь всё! Если вмиг пали великие государства и армии, даже огрызнуться не успели, что могу я? Я только выжить хочу, только выжить, — я говорил почти шёпотом. Как сам с собой.

— Ну и надо выживать. Искать шанс, чтобы выжить сегодня, чтобы потом…

— Петя — потом не наступит! Оно уже не наступило для многих. Может, и для моих родителей тоже. И все гибнут непонятно ради чего! Что мы сделали в нашей жизни такого, что стали жертвенными баранами?!

— Это что за бараны там? — чёрт, Юзик услыхал, — это кого вы там баранами обзываете?

— Юзик, мы про шашлык говорим! Мечтаем! — Петя не дал мне раскрыть рот.

— А, ну помечтайте, помечтайте! — Юзик, конечно, сам баран порядочный, — а мне по должности на обед дадут!

— Петя, — я постарался говорить совсем тихо, — ты как думаешь, хоть кто-то сопротивляется? Хоть кто-то?

— Ты сопротивляешься, — неожиданно ответил Кулик. — Я сопротивляюсь. Нам надо выжить. Просто выжить, без каких либо условий. Кроме одного, остаться людьми. Такими, которыми мы были раньше. А это сложнее, чем просто выжить. Намного сложнее.

— Такими мы уже никогда не будем, — я опять чуть было не перешёл на крик. — Да и что могу я, или можешь ты сам по себе? Выжить и то не получается!!!

Петя не ответил. А может и ответил, но я не расслышал. Я ответил себе сам. Человек может всё. Я могу всё. Я не могу позволить себе, чтобы Вовка, его брат, и многие другие умерли просто так. Они ведь были первые, кто сказал «нет». Я смогу всё. Я отомщу.

Расчищали мы совсем не бункер. Какую-то разрушенную мастерскую. Там, видно, машины раньше чинили. А потом взорвалось это заведение к чёртовой матери. Или сенты жахнули со своего транспортёра. Юзик и тут проявил осведомлённость — заявил, что начальник лагеря хочет сделать для себя фирму и с разрешения властей нас привлекает на полезные виды работ. Так что мы должны учесть, если поработаем как надо, нас отметят. Интересно, как?

Работы было много. Все сразу пошли вглубь двора к бетонной пристройке. Там был самый большой завал. Юзик велел его первым разгрести. Я на секунду задержался и говорю ему: «Смотри тут, в основном здании, много арматуры торчит», и предложил — «Вон аппарат сварочный, газовый, можно порезать всё нафиг, и работу сделаем быстрее». Юзик заявил, что если умею, то могу попробовать. Но если я понтуюсь, и просто не хочу руками работать, то он со мной разберётся. А то много умников городских развелось.

Баллоны газовые стояли в углу. Я там полазил, нашёл один с кислородом, их ведь в голубой цвет красят. Я ещё раньше придумал, что надо делать. Аккуратно смазал маслом вентиль и патрубок выхода тоже. Банка с густым маслом, скорее всего, солидолом, валялась под верстаком. И нацепил сверху шланг, соединённый с резаком, как будто он привинчен. Резак я нашёл там же, в верстаке. Ну и говорю: «Я должен сейчас шланг с соплом подтянуть к арматуре, которая за стенкой, а ты потом вентиль открой». И объяснил, что нельзя, чтобы баллон рядом с горелкой находился, потому что если утечка, то возможно воспламенение.

Я разложил шланг так, чтобы самому за стенкой бетонной оказаться. И кричу Юзику: «откручивай!».

Я, конечно, сильно рисковал. Это в книжках пишут, что при соединении масла и кислорода происходит чудовищный взрыв. А вдруг баллон пустой или вообще, не взорвётся? Но в книжках не врали. Только, сползающие по стене мозги, вперемешку с кровью выглядели отвратительно. Гадко было ещё и потому, что сразу после взрыва прискакал кролик, или заяц, я не очень их различаю, и стал это всё слизывать. Он совсем не боялся ни меня, ни сбежавшихся ребят. Но мы и не хотели подходить близко. Так, постояли молча.

Работу пришлось доделать, задание есть задание. И в лагере никто из полицаев ничего не сказал. Только главный приказал построиться, посмотрел на нас безразлично, ткнул в меня пальцем и заявил:

— Теперь ты будешь старшим десятки, — потом подумал и добавил так, с вальяжным отвращением: — восьмёрки. Но норму мы вам не снизим. Или снизим. Надо посмотреть.

Глава девятая