Пройдя общую комнату, Хейли проскочила прямо в темный коридор с едва заметными в таком мраке силуэтами дверей. Она не особо приглядывалась к комнатам, в нескольких из которых были слышны тихие разговоры, а торопливо обогнула весь коридор и неожиданно вышла к старой, небольшой лестнице, ведущей куда-то вверх. Это был до того старый и ветхий чердак, что ступеньки, по которым поднималась Хейли, скрипели при каждом шаге, а ржавый засов легко поддался, и Хейли оказалась внутри.
Первое, что она поняла, – места тут немного, а потолок очень низкий, из-за чего она почти касалась макушкой обветшавших досок.
Второе, что обнаружила Хейли и что не очень ее обрадовало, – это то, что тут полно хлама. Видимо, все ненужные или забытые кем-то вещи складывали именно сюда. В темном углу стоял какой-то пыльный сундук, на полу в беспорядке были разбросаны старые, местами порванные и пожелтевшие журналы и газеты, какая-то одежда некрасивыми комьями лежала сверху, а дополнила весь этот бардак узорчатая паутина, смешанная с пылью и висящая у самого потолка. Солнечный свет падал через окно с тонкой рамой и освещал небольшой прямоугольник на полу.
Хейли, поразмыслив, аккуратно, чтобы лишняя пыль не поднялась в воздух, отодвинула ненужные вещи и освободила место. Вот только для чего это место будет предназначено, она еще не решила и, может быть, еще не совсем понимала. Ей просто хотелось посидеть здесь немного: в абсолютной тишине и без постоянного чувства страха, которое обычно преследовало ее там, в шумных коридорах и в сырой комнате.
И с того момента этот затхлый, покрытый пылью чердак стал ее обителью.
Здесь она хранила все свои слезы и все свои чувства вперемешку с болью и тоской.
Приятный, несомненно, аппетитный аромат доносился из-за дверей столовой. Кормили здесь на удивление неплохо, но Хейли большую часть еды оставляла на тарелке. Не то чтобы она не хотела есть, просто стремилась поскорее уйти из этого места, где было слишком много взглядов и голосов, которые она совсем не хотела видеть и слышать.
Вот и сейчас она торопливо вышла из столовой, оглянулась, подняв взгляд на эти стеклянные двери, и поспешила к себе.
Поднявшись на второй этаж, девушка быстро залезла на подоконник, уперлась спиной в холодную стену и прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной.
Не было слышно ничего, кроме гудящих на потолке ламп и еле уловимого гула с нижнего этажа.
Не было ни назойливых голосов, ни холодящих душу шепотков. Только тишина.
Но и это быстро закончилось.
С лестницы все громче стали доноситься голоса, а после быстрые шаги раздались уже на втором этаже.
Хейли невольно открыла глаза, тяжело вздохнув.
Она обвела всех быстрым взором: снова толкотня и шум. Но ее фиалковые глаза вдруг увидели Криса, который не спеша поднимался по лестнице, держась за перила. Тот тоже заметил ее, прибавил шагу и уже через минуту оказался рядом.
Она давно с ним не говорила и почти не видела его, потому что часто проводила время в одиночестве на чердаке, зарывшись в книги или просто копаясь в своих мыслях.
Хейли хотела было поздороваться, но Крис не дал ей этого сделать, первым задав свой неожиданный вопрос:
– Ты в порядке?
Хейли растерялась, глядя на Криса. Его глаза сейчас были прямо напротив ее, хотя обычно она смотрела на него снизу вверх.
– Да, – короткий ответ не внушил Крису доверия.
– Сомневаюсь, – покачал он головой и тоже запрыгнул на подоконник. – Ты ведь знаешь, что можешь мне все рассказать.
– Знаю, – коротко кивнула Хейли, на удивление быстро согласившись. – Но я правда в порядке.
Она попыталась улыбнуться, но губы, казалось, давно разучились это делать и просто не подчинялись.
Получилось немного жалко, и Хейли снова отвернулась. Ей почему-то снова захотелось плакать.
Но на этот раз не в тишине. Не в одиночестве. А рядом с Крисом. С последним близким человеком, который обязательно ее утешит и успокоит.
Хейли была в этом уверена, хотя всегда считала Криса грубияном, который думает только о себе. Но с момента смерти мамы она поняла, что глубоко ошибалась.
Как много может скрывать его спокойное лицо?
Для него это маска, за которой он прячет все: и боль, и страх, и ненависть…
– Крис, – вдруг позвала Хейли, сама того не ожидая и удивляясь собственным словам. – Ты разве не скучаешь по папе?
– Не задавай таких глупых вопросов, – раздраженно, будто маленькому, надоедливому ребенку, ответил парень, а потом добавил чуть тише: – Конечно, скучаю.
В его голосе отчетливо слышалась та тяжелая грусть, которая обычно бывает от долгой разлуки или расставания, но на лице его ничего не отразилось.
Однако этого было достаточно, чтобы сердце Хейли болезненно сжалось.
Она опустила голову на руки и просидела так минут пять. Крис больше не говорил ни слова, и между ними установилась привычная тишина, а вокруг – чужие голоса. Хейли прикрыла глаза: вокруг было слишком шумно, и ей захотелось уединения. Она не могла долго находиться среди этих чужих, озлобленных на весь мир людей.
Вдруг она как-то слишком быстро спрыгнула с подоконника и поспешила к лестнице.