Шадр

По всей видимости, идея поступления в Художественно-промышленную школу исходила от Александра Яковлевича. Во всяком случае, сестра Шадра А. Д. Лобанова свидетельствует, что именно он привел Ивана на экзамен.

Конечно, в намерении выступить на конкурсе был немалый риск. Все зависело от того, выдержит ли Иван экзамен по рисунку, единственный и главный вступительный экзамен в Художественно-промышленной школе (кроме него, требовалось лишь свидетельство об окончании четырехклассного народного училища). Всю смелость своего шага Иван понял, лишь увидев остальных соискателей: их было тридцать два человека на два места.

В просторном зале, украшенном гипсовыми слепками, на высоком мольберте, «как мишень для прицела», висел белый картон с вычерченным на нем орнаментом. Нужно было снять копию. Шуршали карандаши, скрипели резинки. Сидевший рядом с Иваном Петр Дербышев, работавший раньше по производству могильных длит, рисовал быстро и споро: «твердой, уверенной рукой вывел очень похожую фигуру, посидел, о чем-то подумал, очевидно, проверил, сказал громко: «Капут!», встал из-за стола, передал рисунок учителю и первым вышел из класса». Иван растерянно наблюдал за ним. И только поняв, что время истекает и в классе уже почти никого не осталось, вспомнил давние уроки Дмитрия Евграфовича и отважился: одной линией, почти не отрывая карандаша от бумаги, вычертил орнамент.

Вечером, «волнуясь и страдая, глотая слезы как камни, тревожно и напряженно ловя каждое слово директора», узнал, что принят первым по конкурсу. Вторым — Дербышев.

Этой же ночью послал письмо в Шадринск. «Благослови меня, — писал он матери. — С сегодняшнего дня у меня начинается другая жизнь, я поступил в Школу, через пять лет буду человеком и зарабатывать любимым искусством деньги. Пришлю тебе тогда на целый мешок крупчатки, а тяте книгу «Урочное положение», о какой он давно мечтает…»

Ответ пришел от отца: «Мать опять в тягости, писать много не может. Вообще заработок плохой, а семья одолела, все пить-есть просят. Твоя художеская жисть трудная. У меня самого, сынок, от надсады кровь под ногтями, но если тебе будет очень тяжело, так знай, что у тебя есть батько, который на это дело тебе всегда поможет, чем может. При сем препровождаю рупь серебром…»

Мать на этом же листке приписала: «Ни серебра, ни злата у меня нет. Есть только одно — материнское благословение, всегда, во всем, во веки веков нерушимое. Аминь. Аминь. Аминь».

3. НАЧАЛО ПУТИ

Иванов, попавший в первый набор учеников Художественно-промышленной школы, почти не опоздал к началу занятий: он держал экзамен 4 января 1904 года, а школа начала функционировать 9 декабря 1903 года. Все в ней было новым, непривычным для Екатеринбурга: и специализированные мастерские, которые должны были подготавливать мастеров местной художественной промышленности[1]; и состав преподавателей, в большинстве приехавших из Петербурга; и ансамбль зданий, специально для нее выстроенный в центре города.

Первые впечатления Иванова связаны с директором школы Михаилом Федоровичем Каменским[2]. Обладая почти неограниченными полномочиями при приеме учеников, он не только не стеснял его различиями веры, сословия или пола, но и помогал тем, кого считал одаренными, в случае необходимости обойти даже немногие обязательные условия. Шадр вспоминал, например, об одном из учеников, совершенно неграмотном и суеверном: «Чтобы вернее поступить в школу, он, дядя лет за тридцать, дал обет пройти по одной рельсе железнодорожного пути из деревни в город. Он даже не умел читать, и лишь слепая любовь к красивому и жажда узнать, «как делают хорошие городские горшки», привела его, балансирующего на одной рельсе руками, в школу». За хороший рисунок и стремление к знаниям Каменский принял его в обход всех правил.

Число мест в школе было ограничено, но соискатели, проявившие на экзамене какие-то способности, могли не волноваться за свою судьбу, если и не проходили конкурса. При первой же вакансии Каменский сам находил их — и через год, и через два.

Он сочувствовал революционному движению и взглядов своих не скрывал. В один из первых дней учебы ребята затеяли в актовом зале игру в мяч. Мяч попал в портрет Николая II и порвал его. Вошел Каменский, усмехнулся и приказать убрать портрет: «Раз разорван, то надо унести». Новый портрет был повешен лишь перед самыми экзаменами. Каменский сам пригласил почти всех преподавателей и ничем не стеснял их инициативу[3]. «Как хотите, так и ведите класс, вам это лучше знать», — отвечал он на вопросы о лучшем методе преподавания.

Он организовал маленький школьный зверинец, где ученики могли рисовать и лепить с натуры, и музей, в котором были собраны копии с античных скульптур и работ Микеланджело, слепки с киевских древностей.