— «Нравы шадизарской толпы представляют причудливое смешение грубости и хитрости, а многие ведут себя так забавно, что я готов простить им даже мерзкую привычку наступить на ноги. Меня толкнули локтями четыре… простите, тут исправлено… шесть раз, а сколько раз просто пнули, проходя мимо, — я не успел сосчитать. И тем не менее я получаю удовольствие от созерцания грубых радостей этих простых людей. Многим из них для счастья бывает довольно лишь пребывания среди себе подобных. Таковы же и крокодилы, если верить Немуару Стигийскому — который, впрочем, был колдуном… (Это неважно, — добавил Олдвин). Некоторое время я провел в размышлениях, кто забавнее — человек с бородавкой на кончике носа и волоском на кончике бородавки, или же, напротив, человек с напрочь отсутствующим носом, как бы вплюснутым в лицо ударом кулака. Откуда вообще берутся таковые носы? Положительно, нос — самая уязвимая и одновременно с тем самая смешная часть лица. Этого ни в коей мере нельзя сказать об ушах, хотя оттопыренные иногда и вызывают насмешки окружающих, все же они несопоставимы…»
— И это все? — перебил Конан, не скрывая разочарования.
— То есть? — Бритунец оторвался от своих заметок и устремил на Конана недоуменный взгляд. — Что вы подразумеваете под высказыванием «и это все»? Это только начало длинного эссе, которое я намерен сделать достоянием бритунских аристократических салонов, а может быть, и учебного сообщества! — Он снова уткнулся в таблички. Неожиданно
он рассмеялся. — А как вам, интересно, понравится вот это? «Каждый встреченный типаж заставляет сожалеть о том, что я не владею искусством рисования. Однако это искусство вполне может быть заменено письмом, именно — умением слагать слова
таким образом, чтобы… ну и так далее… Вот интересное. Печальный и твердый взор его ярко-синих глаз поразил меня в первое же мгновение. Какая тайна скрывается в этом человеке? С другой стороны, его манера ухмыляться весьма простонародна, а когда он почесал загривок пятерней, я окончательно уверился в том, что он — простолюдин. И вновь меня разуверила в этом его благородная осанка. Держать плечи развернутыми, да еще таким образом, свойственно лишь прирожденным аристократам и мужчинам, которые живут за счет своих любовниц. И те и другие вращаются в высшем обществе. Любопытно было бы узнать, какова любовница этого субъекта. Мне давно хотелось прикоснуться к миру, где…»
Олдвин оборвал чтение и воззрился на Конана.
— Ну, как вам? Узнаете?
— Что? — удивился Конан, мысли которого уже уплыли далеко от читаемого отрывка. — Что я должен узнавать?
— Описание!
— Очень живописно, — сказал Конан, припомнив то, что обычно говорят в подобных случаях. — Выразительно и выпукло.
— Да, я не ошибся… — пробормотал Олдвин, очень довольный. — Манеры и прирожденный аристократизм. Наверняка вы живете на содержании у женщины.
Конан поперхнулся. Он ожидал услышать что угодно, только не такое.
— О чем мы сейчас разговариваем? — спросил он у безумного бритунца очень осторожно. (Олдвин — сумасшедший, сомнений нет!)
— Как о чем? О вас! — Олдвин показал на таблички и закрыл их. — Когда я стоял на площади, я набросал про вас пару слов. А ведь забавно читать подобные вещи! Я же тогда не знал, что мы станем близкими друзьями.
Конан перевел дух.
Кое-что прояснилось. Во всяком случае, в том, что касалось умственных способностей Олдвина.
— Поговорим о сокровище, — сказал Конан.
— Так мы все время о нем и разговаривали! — с жаром воскликнул бритунец. — Я читал вам мои заметки! Это и есть мое сокровище. Разве вы еще не поняли? Сокровище моей мысли, моей наблюдательности. Достояние моей души, можно сказать. И я охотно поделился с вами, по первой же вашей просьбе. Более того, когда я заберу все остальное, вы сможете наслаждаться…
— Ясно, — прервал его излияния Конан. Он ощущал себя обведенным вокруг пальца. Это было неприятное чувство.
— Вернемся к дервишу, — предложил Олдвин. — Я бы еще понаблюдал за ним. Дело в том, что он пел… Как, кстати, вы нашли его пение?
— Неприятным, — поежился киммериец.
— Очень точное слово! Определение, бьющее прямо в цель! — Олдвин полез за табличками и тщательно записал несколько слов. — Именно что неприятным! Он пел на языке древнего Ахерона. Вы не знали, что когда-то эти земли принадлежали Ахерону? О, заморийцы все прокляты от самого рождения, как бы они ни кичились своим древним происхождением. Тем-то они и интересны…
Конан знал заморийцев как людей, которым не следует доверять ни при каких обстоятельствах. Это были прирожденные воры и жулики. Киммериец так и сказал:
— Клянусь Белом, все они пройдохи!
— Если бы только пройдохи! — Олдвин вздохнул. — В пустынях севернее Замбулы, по слухам, некогда обитало племя галгворвов, — он произнес на