— Ты наплевал на свой народ и свою религию. — Раввин тоже поднял голос. — А сюда пришел потому, что больше нельзя легально напиться. Вот ты и подумал: а не получится ли воспользоваться глупостью и наивностью равви? — Он шагнул вперед и оказался нос к носу с Эйбом. — За дурака меня держишь?
Эйб не отступал.
— Я знаю, ты получаешь больше вина, чем тебе надо, — выкрикнул он. — И знаю как. Власти выделили квоту на человека, а ты небось преувеличиваешь размер паствы, а? И продаешь излишки?
— Даже если и так? — пожал плечами раввин. — Неужто это место похоже на синагогу богатого бутлегера? У меня есть новоприбывшие, только с корабля, и они пытаются прокормить большие семьи; есть люди, которые пытаются перевезти своих жен и детей сюда; есть парни, чьи семьи не в состоянии купить сыну молитвенник для его бар-мицвы. Ты же радикал, произносишь речи о правах бедняков… и ты будешь критиковать меня за то, что я продал пару лишних бутылок вина?
— Но если ты готов продать вино, — крикнул Эйб, — почему бы не продать его мне, своему собрату еврею, а не какому-то гою-бутлегеру?
Повисло молчание. Оба, тяжело дыша, прожигали один другого взглядами.
— Потому что тот не знает, как жить правильно, — наконец сказал раввин. — А ты бы должен. Вон из моей синагоги!
Эйб, ворча, вышел и отправился дальше. Кварталов через пять он почувствовал, что выходил свой гнев, и, сбросив шаг, в конце концов плюхнулся на крыльцо ближайшей веранды.
— Прости, Малка, — вздохнул он. — Возможно, удастся отыскать покупателей этого равви…
— Дэвид говорил, его отец может достать для нас вино, — напомнила Малка, усаживаясь рядом. — У него с друзьями магазин, где они продают желающим бухло. У них там много бухла, — с удовольствием повторила она взрослое слово.
— Малка, милая моя ты девочка, — усмехнулся Эйб. — Знаешь, что бы сделала со мной твоя мать, узнай она, что ее дочка впуталась в нелегальную торговлю алкоголем? И кстати, мне понравился твой друг Дэвид. Очень вежливый ребенок.
— Он не ребенок, — заспорила Малка. — Ему почти тринадцать!
— Ясно. Считай, мужчина, — погладил подбородок Эйб. — А его отец, бутлегер, он продаст чужаку из другого народа?
— Ну конечно, — не очень уверенно сказала Малка. Таким вопросом она не задавалась. — Дэвид говорил, они ищут покупателя на кошерное вино, и кому же еще сбыть его, как не тому, кто способен найти ему правильное применение?
Даже снаружи кондитерская выглядела не слишком многообещающе… да и вообще, похоже, не работала. Окна были заклеены рекламными объявлениями, часть которых уже отвалилась. Внутри стояла такая темень, что когда Малка с отцом заглянули в окна, защищая ладонью глаза, им ничего не удалось рассмотреть.
— Оставайся-ка здесь, — распорядился отец. — Девочкам тут не место. — Вздохнув, он распахнул дверь и переступил порог. Дзинькнул колокольчик. Малка, сгорая от любопытства, тихо вошла следом и встала у двери, стараясь держаться как можно незаметнее.
Изнутри магазин выглядел столь же неприглядно, как и снаружи. Вдоль правой стены тянулся длинный прилавок, за которым, наверное, когда-то торговали газировкой и мороженым. Теперь он пустовал и зарос пылью, как и полки позади него, если не считать пары стаканов. В конце магазина возвышался застекленный шкаф, где стояла пара банок и черствых на вид тортов.
Остаток небольшого пространства занимали несколько круглых столов. Не пустовал только один, частично скрытый табачной завесой. Малка прищурилась: трое мужчин играли за ним в карты. Один, с сигаретой в уголке рта, был очень темнокожим. Малка таких еще никогда не видела. Маленький и толстенький, он хмурился, глядя в карты. Второй, с тонкими усиками, в аккуратном коричневом костюме и красном галстуке, был гораздо моложе и стройнее и так сильно зализал волосы, что они выглядели мокрыми.
Третий, решила Малка, по всей видимости, отец Дэвида. Лицо было такое же длинное и тонкое, и телосложение худощавое, только из его глаз давным-давно исчезли смешинки, что всегда плясали в широко расставленных глазах сына. От левого глаза к уголку рта тянулся длинный бледный шрам, еще больше придавая ему вид человека, с которым шутки плохи. Вот он забрался в карман, вытащил маленькую фляжку и, отхлебнув, спрятал ее обратно, не отрываясь от карт.
Подождав минуты две, отец Малки кашлянул.
Никто из троицы не поднял глаз.
— Сдается мне, ты, белый, ошибся дверью, — усмехнулся толстяк.
Отец Малки засунул руки в карманы.
— Мне сказали, здесь можно купить бутылку-другую вина.
— Ты федерал? — спросил прилизанный. — Только у федерала хватит ума заявиться сюда в одиночку.
— Да какой с него федерал, — фыркнул толстяк. — Ты его послушай. Он еврей. Не бывает евреев-федералов.
— А как же Иззи Эйнштейн? — не согласился прилизанный. — Он только вчера арестовал трех парней на Кони-Айленд. Об этом газеты писали.
— Для Иззи[3] слишком тощий. Не-е, обычный белый в поисках дешевого бухла.
— Мне сказали, я могу купить здесь вино, — спокойно повторил отец, хотя Малка видела, что его руки в карманах дрожат. — Мне сказали, у вас есть кошерное вино.