Шабаш Найтингейл

Переживать смысла не было – по всем признакам они уже проиграли.

Дориан смиряться с положением не спешил. Он проверил дверь и окна, убедившись в том, что теперь они оказались наглухо закрытыми, и что сбежать без магии не удастся, а затем принялся нервно ходить по комнате.

– Жалеешь, что послушал меня? – тихо спросила его Деми.

– Нет, – едва слышно проговорил он и остановился, посмотрев на нее. – Но мы определенно… поторопились.

– Давай спать, – предложила Деметра, вздохнув. – Ночью они все равно с нами ничего не сделают. А завтра, возможно, что-то прояснится.

Она вытащила булавки, скреплявшие лиф платья, развязала все тесемки и шнурки и кое-как смогла выбраться из тяжелого наряда. Бросив его на кресло, Деми в одном нижнем льняном платье залезла на кровать и свернулась под шерстяным одеялом, подтянув ноги к груди, надеясь поскорее согреться.

Глядя на Дориана, она ожидала, что он присоединится к ней, но охотник сел за стол и отвернулся к окну, больше не двигаясь. По его напряженной фигуре и сжатым кулакам можно было догадаться, что гложет парня. Он впервые позволил себя схватить, лишить оружия и амулета. Оказался в настолько уязвимом и беспомощном положении, как никогда ранее.

Во все времена и в любых мирах потеря амулета для мага или волшебника, привыкшего постоянно сражаться, означала смерть.

Деметра же испытывала подобные чувства каждый день, с того самого момента, как узнала о том, что на нее ведется охота. Она настолько привыкла, что состояние беспомощности больше не имело над ней власти. Напротив, незаметно и неожиданно оно стало ее щитом, идеальной маскировкой. Пусть другие считают ее слабой, она же использует их заблуждения себе во благо в нужный момент.

А Дориан предавался отчаянию настолько упоительно, что Деми едва сдерживалась, чтобы не спросить его: «Понимаешь теперь, каково всегда было мне?» Но это было жестоко и неразумно. Ссориться с парнем перед вероятной гибелью и вовсе не хотелось. Было бы куда приятнее уснуть в обнимку, растапливая печаль теплом друг друга…

Но в эту ночь Деметра заснула одна. Утром ее разбудил звук скрипнувшей двери.

В спальню незаметно прокралась веснушчатая горничная, чтобы принести дров для камина и поставить кувшин воды на обеденный стол. Когда она входила, дверь тут же закрылась за ее спиной, и сонным взглядом Деми сумела различить стоявших снаружи стражников. Она легонько толкнула спящего рядом в одежде Дориана и выскользнула из-под одеяла, встав между горничной и дверным проемом.

Это был единственный шанс разведать обстановку в замке.

– Мне не велено… – еле слышно пролепетала служанка явно сочувствующим голосом, сразу сообразив, что от нее хотят.

– Просто расскажи нам, о чем говорят бароны, – шепотом попросила Деметра. – Ты наверняка что-то слышала.

– Я не могу, миледи. Мне запрещено, – поморщилась она. – Потому-то меня и впустили сюда, покуда вы спите. Никому нельзя говорить с пленниками.

– Неужели мы не сможем договориться? – тихо спросил ее Дориан, с ходу просыпаясь и одновременно вникая в ситуацию. Он поднялся с кровати и, сняв с пояса кошелек, полный золота, протянул его горничной.

Девушка взяла его и, уже не притворяясь смущенной, деловито заглянула внутрь. А после ее лицо приняло скептическое, даже презрительное выражение.

– Ну уж нет, милостивый господин, так не пойдет. Волшебные монетки я всяко узнаю. Они как золото маленького народца – красиво блестят, а коль попробуй отвернуться – обращаются в угли, – сказала она и чуть приподняла голову, посмотрев на дверь, наверняка собираясь позвать стражу.

– А если так? – торопливо выпалила Деми, уже расстегивая застежки золотых сережек, подаренных Дорианом на Йоль.

На ладони она протянула их разборчивой прислуге, и та умело признала настоящий металл. Его вполне хватило на короткий, хоть и сбивчивый рассказ.

История вырисовывалась любопытной.

Абатис не просто так позвал Хэлла и Элизабет на шабаш – он уже давно подозревал их в предательстве, с тех самых пор, как друзья детства перестали одобрять его планы мести. Барон следил за ними и за шутом.

Теперь Тристана бросили в темницу, а господин Рейвен и леди Старлинг были заперты в своих комнатах так же, как и Деми с Дорианом. Абатис Монтекью планировал совершить над всеми суд завтрашним вечером, перед началом шабаша.

– Это все, что я знаю, – закончила служанка. – Мне пора, я и без того сильно задержалась…

– Постой, – проговорила Деми, бросая быстрый взгляд на Дориана. – Передай Ноэлин Эмброуз, что я хочу с ней попрощаться и попросить прощения перед судом. Скажи это тайком, и большего от тебя не потребуется.

Подумав мгновение, горничная кивнула и постучала в дверь, чтобы ее выпустили. Дориану и Деметре пришлось поспешно вернуться на кровать.

Повернувшись к своей девушке, Дориан дождался, пока дверь закроют, и вдруг усмехнулся:

– Мы и вправду поторопились.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Деми.