Сговор остолопов

– Убери отсюдова этого баламута, – велела миссис Райлли полицейскому. – Он безобразия чинит. Как такие еще по улицам шастают.

– Вся полиция – комунясы, – сказал старик.

– Я разве не для тебя сказал заткнуться? – разозлился полицай.

– Я на коленки кажный вечер падаю и Боженьке спасибо грю, что у нас защитники такие, – сообщила миссис Райлли всему сборищу. – Без полиции мы бы все уже давно на том свете в постелях лежали с перерезанным горлом от уха до уха.

– Истинная правда, девочка, – ответила ей какая-то женщина из толпы.

– Помолимся за органы полиции. – Миссис Райлли теперь адресовала свои замечания всей толпе. Игнациус шепотом ободрял ее, неистово поглаживая по плечам. – А за комунясов вы бы стали молиться?

– Нет! – рьяно отозвалось несколько голосов. Старика кто-то толкнул.

– Как есть правда, дамочка, – вскричал старик. – Он хотел вашего парнишку заарестовать. Прям как в России. Они все тут комунясы.

– Пошли, – сказал полицай старику и грубо схватил его за холку пиджака.

– О Боже мой! – простонал Игнациус, наблюдая, как чахлый маленький полицейский старается управиться со стариком. – Теперь мои нервы совершенно расходились.

– На помощь! – взывал к толпе старик. – Это переворот! Конституцию нарушают!

– Он самашедший, Игнациус, – произнесла миссис Райлли. – Пойдем-ка лучше отсюдова, дуся. – Она обратилась к толпе: – Бегите, люди. Он может нас всех укокошить. Лично мне кажется, что он, может быть, сам – комуняс.

– Совершенно не нужно утрировать, мамаша, – сказал Игнациус, когда они пробрались через редеющую толпу и споро зашагали вниз по Канальной улице. Оглянувшись, он увидел, как старик сцепился с распетушившимся фараоном под часами универмага. – Не будете ли вы так добры чуть-чуть притормозить? Мне кажется, у меня шумы в сердце.

– Ох, закрой рот. А мне, думаешь, каково? Мне в моем возрассе ваапще так бегать низзя.

– Боюсь, сердечный орган важен в любом возрасте.

– С твоим серцем ничего не происходит.

– Произойдет, если мы не сбавим обороты. – Твидовые брюки на ходу вздымались на гаргантюанском крестце Игнациуса. – Моя струна для лютни еще у вас?

Миссис Райлли затянула его за угол на Коньячную улицу, и они углубились во Французский Квартал.

– Как случилось, что этот полицай к тебе прицепился, дуся?

– Почем мне знать? Вероятно, через несколько мгновений он пустится в погоню за нами – как только усмирит этого пожилого фашиста.

– Ты так думаешь? – нервно переспросила миссис Райлли.

– Могу себе вообразить… Мне кажется, он был полон решимости меня арестовать. Должно быть, им задают какую-то норму или что-то в этом роде. Я серьезно сомневаюсь, что он позволит мне так легко избежать его тисков.

– Нет, ну какой ужас! Ты ведь тогда же во всех газетах будешь, Игнациус. Стыд-то какой! Ты все-таки что-то натворил, пока меня ждал, Игнациус. Я ведь тебя знаю, дуся.

– Если там кто-то и занимался своим делом, так это я, – выдохнул Игнациус. – Я вас умоляю. Мы должны остановиться. Мне кажется, у меня сейчас откроется кровотечение.

– Ладно. – Миссис Райлли поглядела на побагровевшую физиономию сына и поняла, что он очень радостно может грохнуться у ее ног исключительно в доказательство своей правоты. Раньше так уже бывало. Последний раз, когда она заставила его сопровождать себя к воскресной мессе, он дважды валился наземь по пути в церковь и один раз рухнул на пол прямо посреди проповеди о праздности, вывалившись в центральный проход и неприлично всех потревожив. – Давай вот сюда заглянем и присядем.

Одной из коробок с кексами она пропихнула его в двери бара «Ночь Утех». Во тьме, провонявшейся бурбоном и окурками, они взгромоздились на два табурета. Пока миссис Райлли расставляла свои коробки по стойке, Игнациус расправил экспансивные ноздри и вымолвил:

– Мой Бог, мамаша, смердит здесь ужасно. У меня аж в животе заурчало.

– Назад на улицу хочешь? Чтобы этот полицай тебя заграбастал?

Игнациус не ответил: он громко принюхивался и корчил рожи. Бармен, наблюдавший за парочкой, вопросительно осведомился из теней:

– Да?

– Я изопью кофе, – величественно произнес Игнациус. – Кофе с цикорием и кипяченым молоком.

– Только растворимый, – ответил бармен.

– Такое мне пить никак не возможно, – сообщил Игнациус матери. – Это гнусность.

– Так возьми себе пива, Игнациус. Пиво тебя не убьет.

– Меня может раздуть.

– Я возьму «Дикси-45», – обратилась миссис Райлли к бармену.

– А джентльмен? – осведомился бармен богатым, уверенным голосом. – Чего ему будет угодно?

– И ему тоже «Дикси».

– Я могу его не допить, – запротестовал Игнациус, когда бармен отправился открывать бутылки.

– Но мы же здесь не можем сидеть за просто так, Игнациус.

– Почему бы и нет? Мы – единственные клиенты. Они должны радоваться нашему появлению.

– А у них тут по ночам стриптиз есть, а-а? – подначила сына миссис Райлли.