Сговор остолопов

– Нет, ну как обидно, а? – Мисс Инез перегнулась через стеклянный ящик и начисто забыла про свои кексы. – Мне тоже не то чтобы очень. Ноги, знаете ли.

– Боже-Сусе, вот бы мне так повезло. У меня в локт е артюрит.

– Ой, только не это! – воскликнула мисс Инез с искренним сочувствием. – У моего старикана бедненького такое. Мы его заставляем в горячую ванную садиться с кипяченой водой.

– А мой-то мальчонка цельный день так и плавает в нашей ванной, так и плавает. Я уже в собственную ванну и зайти больше нет возможности.

– А я думала, он у вас женился, золотко.

– Игнациус-то? Э-э-ла-ла, – грустно вздохнула миссис Райлли. – Миленькая вы моя, не хотите ли выбить мне две дюжины вот этой чудн о й смеси?

– А я-то думала, вы мне говорили, что он женился у вас, – сказала мисс Инез, укладывая в коробку смесь для кексов.

– Да и не приметил даже никого. Та девчоночка, подружка, что он себе завел, так и та же ж хвостом вильнула.

– Ну что ж, куда ему спешить-то?

– Да уж, наверное, – вяло ответила миссис Райлли. – Послушайте, а полдюжины винных кэксов впридачу мне выбить не хотите? Игнациус таким гадким становится, если у нас кэксы кончаются.

– Мальчонка ваш, значит, кэксики любит, э?

– Ох, ты ж Боже-Сусе, локоть меня щас доконает, – ответила миссис Райлли.

В центре толпы, собравшейся перед универмагом, яростно подпрыгивала охотничья шапочка, зеленый центр людского круга.

– Я выйду на связь с мэром, – орал Игнациус.

– Оставьте мальчонку в покое, – раздался голос из толпы.

– Идите ловить стриптизок на Коньячную улицу, – добавил какой-то старик. – А это хороший парнишка. Он свою мамочку ждет.

– Благодарю вас, – надменно произнес Игнациус. – Я надеюсь, вы все засвидетельствуете это безобразие.

– Ты пойдешь со мной, – сказал полицейский Игнациусу со сходящей на убыль самоуверенностью. Толпа постепенно превращалась в какое-то стадо, а дорожной полицией и не пахло. – Идем в участок.

– Что – хороший мальчик даже не может мамочку свою дождаться возле Д.Г.Холмса? – Это снова открыл рот старик. – Говорю вам, никогда раньше в городе такого не бывало. А все – комунясы.

– Это вы меня комунясом назвали? – переспросил полицейский старика, одновременно пытаясь увернуться от рассекавшей воздух лютневой струны. – Вас я тоже привлеку. Смотреть надо, кого комунясом называешь.

– Да тебе меня заарестовать – кишка тонка, – заголосил старик. – Я член Клуба «Золотые Седины», под началом у Новоорлеанского Департамента Отдыха.

– Оставь старика в покое, фараон паршивый, – заорала какая-то тетка. – Может, он чей-нибудь дедуля.

– А я и так дедуля, – ответил старик. – Шестеро внучков, и все у святых сестер учатся. Они у меня еще и мозговитые.

Поверх людских голов Игнациус разглядел, как из вестибюля универмага медленно выплывает мать, волоча в кильватере хлебобулочные изделия, будто мешки с цементом.

– Мамаша! – воззвал он. – А вы пораньше не могли? Меня тут сцапали.

Проталкиваясь сквозь народ, миссис Райлли отвечала:

– Игнациус! Это чего тут происходит? Это чего ты уже натворил? Эй, убери лапы от моего мальчонки!

– Да не трогаю я его, дамочка, – оправдывался полицейский. – Этот вот тут вот – сын ваш?

Миссис Райлли выхватила свистевшую в воздухе струну.

– Разумеется, я ее отпрыск, – произнес Игнациус. – Разве вы не видите ее материнской нежности?

– Вишь, как любит свово парнишку, – добавил старик.

– Чего это ты пытаисси с моим несчастным ребенком сделать? – спросила миссис Райлли у полицейского. Игнациус потрепал крашенные хной материнские волосы своей огромной лапой. – Занятий нет – тока на бедных детках отыгрываисси, а тут такие гады по улицам бегают. Мамочку ждет, подумать тока, а его уже арэстовать хочут.

– Предельно ясно, что это дело подлежит рассмотрению Союзом Гражданских Свобод, – заметил Игнациус, хватаясь лапой за поникшее мамочкино плечо. – Мы должны выйти на Мирну Минкофф, мою утраченную любовь. Она про такие вещи знает.

– А все комунясы, – перебил его старик.

– Сколько ему лет? – спросил полицейский миссис Райлли.

– Мне – тридцать, – снисходительно промолвил Игнациус.

– Работаешь?

– Игнациус помогает мне по дому, – вмешалась миссис Райлли. Ее первоначальное мужество слегка пошатнулось, и она стала накручивать струну от лютни на бечевку, которой ей перевязали коробки с кексами. – У меня ужасный артюрит.

– Я сметаю пыль, – сообщил Игнациус полицейскому. – А помимо этого, в настоящее время я сочиняю продолжительное обвинение нашему веку. Когда мозг мой терзается литературными трудами, я развлекаю себя сырной пастой.

– Игнациус готовит восхитительные сырные пасты, – гордо встряла миссис Райлли.

– Очень мило с его стороны, – сказал старик. – Мальчишки нонче тока и знают, что гонять по улице.

– Почему бы вам не заткнуться? – осведомился полицейский у старика.

– Игнациус, – дрожащим голосом спросила миссис Райлли, – чего ты натворил, дуся?

– В действительности, мамаша, я полагаю, что всё начал именно он. – И Игнациус показал на старика, державшего его сумку с нотами. – Я просто стоял тут, дожидался вас, молясь, чтобы доктор вселил в вас надежду.