Сфинксы XX века

Он сделал это предположение, но больше не разрабатывал данной проблемы, не повел в этом направлении исследований.

Вот почему вся честь открытия и обоснования иммунологической природы отторжения несовместимых тканей принадлежит английскому ученому Питеру Медавару, хотя он начал работать на 20 лет позже. Но именно он нанес на карту иммунологии реакции тканевой несовместимости.

Во время второй мировой войны доктор Медавар был лектором по зоологии в Оксфордском университете. Совместно с хирургом Томасом Гибсоном он занялся совершенствованием методов пересадки кожи, столь необходимых в военное время. Начали они с повторения опытов Эмиля Холмана и убедились, что вторичный трансплантат, взятый от того же самого донора, отторгается значительно быстрее, чем первичный; реакции отторжения протекают чрезвычайно бурно — «по вторичному типу», демонстрируя роль иммунизации организма первичным трансплантатом.

В отличие от Холмана Питер Медавар не ограничился предположением. Он провел сотни экспериментов на животных, изучил микроскопическую картину отторжения, он определил специфичность иммунизации, получив, таким образом, главные доказательства иммунной природы отторжения. В 1944 году Медавар опубликовал статью «Поведение и судьба кожных трансплантатов у кроликов». В этой работе было доказано, что «механизм, посредством которого элиминируется чужеродная кожа, принадлежит к общей категории активно приобретенных иммунных реакций».

Откройте любой учебник, спросите кого угодно — кто первооткрыватель иммунной природы несовместимости тканей. И вы получите ответ — лауреат Нобелевской премии сэр Питер Медавар. И ответ этот правильный. А все-таки и до него уже много было сделано. В 1910 году Алексис Каррель сказал: «Ищите природу несовместимости не в хирургических неудачах, а среди биологических причин». В 1924 году Эмиль Холман заподозрил иммунные реакции.

Первооткрыватель в науке — понятие всегда немного условное.

Наука и практика

Никто вам заранее не скажет: в науке создастся такая-то ситуация, и тебе понадобится то-то…

Петр Капица

Это произошло в Самарканде в 1963 году. Совершенно случайно я познакомился с уже немолодым журналистом. Мы осматривали остатки древней обсерватории, построенной внуком Тамерлана — узбекским ханом Улугбеком. Он слыл мудрым и ученым человеком, при нем поощрялись занятия науками. Сам Улугбек занимался астрономией и, судя по сохранившимся документам, весьма преуспел в науке о звездах. Он составил каталог звезд и таблицы движения планет.

Мы разговорились с журналистом о науке, о благородстве труда ученых, о трудностях исследовательской работы, о значении науки в развитии человечества, в покорении и использовании человеком сил природы в его повседневном труде. Мы были настроены философически. Перед нами было величественное сооружение, врытое глубоко в землю холма, серые монолиты гигантской каменной дуги, уходившей вниз. Воображение рисовало образ древнего звездочета с седой бородой и острым колпаком, определяющего углы склонения перемещающихся небесных тел.

— Любопытное слово «звездочет», — сказал я. — Почему-то оно несет в себе какой-то заведомо отрицательный смысл. Звездочет — бездельник, считающий звезды. Слово подчеркивает — человек занимается никчемным делом. Пересчитывает ни для чего не пригодные звезды, «переливает из пустого в порожнее».

— Естественно, — сказал журналист. — Ведь звездочеты-то действительно занимались совершенно ненужным делом. На земле было столько насущных задач, не хватало хлеба, жилищ. Болезни не щадили ни взрослых, ни детей. А они, видите ли, звезды считали!

— Послушайте, — перебил я, — но ведь они были ученые, они занимались своими отвлеченными от непосредственных нужд научными исследованиями.

— Об этой отвлеченности я и говорю. И сейчас есть еще такие «звездочеты» в науке! — распалился журналист. — Вот я много пишу о сельском хозяйстве, заканчиваю фельетон для «Сельской жизни». Я не мог не написать его после посещения биостанции под Одессой. Там работает один старший научный сотрудник. Кандидат наук. Так знаете, чем он занимается? Он исследует, срастаются ли под землей корневые волоски отдельных растений или нет. Представляете! Кому это надо? Чушь! А тут же рядом работает молодой парень, который действительно занимается делом. Он выписал из разных институтов несколько десятков штаммов микроорганизмов, вызывающих брожение. И теперь исследует: добавка каких микробных штаммов обеспечивает получение высококачественных и долгосохраняющихся силосов? Силос — это то, что сейчас нужно.

Длинная тирада журналиста меня разозлила.