«Да и неудивительно, — заметила про себя Александра, тщетно пытавшаяся вычислить следы человеческого присутствия на этих запущенных тропах. — Работы приостановлены, как призналась Симона. Трава стремительно растет, и уж после таких ливней никаких следов не найти. Все аллеи выглядят одинаково. Придется пройти их все…»
Она попыталась вспомнить известные ей случаи включения гротов в парковые регулярные ансамбли, чтобы хоть немного облегчить себе задачу. После блужданий по росистой траве и раскисшей земле мокасины вновь промокли насквозь, джинсы отсырели. Щека горела — по ней хлестнула ветка, которую художница неловко отвела рукой, пробираясь одной из тропинок. Александра ощущала возбуждение охотника, не знающего толком, какую дичь он преследует в чаще.
«Могла ли перспектива заканчиваться гротом и фамильным склепом? — рассуждала она. — Это вряд ли… Слишком мрачная параллель с замком. Это уж, скорее, в духе романтизма — постоянно сопоставлять смерть с жизнью, вести их рука об руку в сюжетах, архитектурных и литературных… Этот парк планировался в более жизнерадостное время, культивировавшее любовь и наслаждения больше всех христианских добродетелей… Солнце было живым божеством, король был солнцем — ось перспективы обращена на восток, с террасы замка хозяева и гости любовались восходом. Склепу вовсе не место на этом отрезке, да он и останавливал бы взгляд, устремленный в поддельную бесконечность, чего архитектор парка никогда бы не допустил. Не зря ведь тогда были изобретены знаменитые потайные рвы на границах парка и остальных земель. В эти рвы утапливалась ограда, которая мешала проникновению на территорию парка посторонних людей и скота… И в то же время ограда — это грубое напоминание о конечности всего земного и о ее практическом предназначении, — была не видна избалованному зрителю, наслаждающемуся видом зеленеющих далей… Как не видна была прислуга, накрывавшая в подвале на стол королю и его интимным друзьям, пировавшим в комнате наверху. Полностью сервированный стол поднимался туда с помощью механизма…»
Прямо над головой у Александры пронзительно закричала птица и, сорвавшись с ветки, скрылась в чаще, несколько раз шумно перепорхнув с дерева на дерево. Вздрогнув всем телом, Александра очнулась от сковавшего ее задумчивого оцепенения.
«Значит, это может быть лишь боковая аллея. Та, что ведет на север, или та, что ведет на юг… Которая? И насколько они могут быть длинны? Невозможно понять…»
Аллея, ведущая на юг, была более заросшей и запущенной, плохо обозримой. Некогда она, несомненно, являлась украшением перспективы. На южной стороне парка деревья и кустарники росли быстрее и выглядели лучше, так что садовники всегда уделяли этому направлению более пристальное внимание. Северная аллея, обсаженная старыми дубами, терялась в тени. Александра стояла на перекрестке и оглядывалась, не находя никаких внешних подсказок. Ее беспокоило недавнее воспоминание, незначительное, мимолетное, изначально показавшееся неважным. Но теперь, в глубине огромного запущенного парка, которым полностью завладели птицы, где не слышно было человеческой речи, каждое произнесенное слово приобретало особенное значение.
«Вы видели каменных сфинксов у северных ворот?»
«Так спросил Дидье… В „Доме полковника“ есть еще и южные ворота, ведущие на другую улицу, но их все равно что нет — они наглухо заперты, изнутри висит ржавый замок, подъезд зарос травой. И снова эта странная для такого заурядного домишки и ничем не примечательного двора помпезность: северные ворота… южные ворота! Как будто так уж важно, где располагаются эти ворота, на юге или на севере. Уверена, больше никому во всей деревне не придет в голову величать подобным образом вход на свой скромный участок. Северные ворота! Делавини как будто гордятся даже тем, что ворота выходят именно на север, словно только они одни во всем мире обладают такой привилегией! Что в головах у этих людей? Откуда у них подобное сознание собственного превосходства над окружающими?! Пожалуй, это единственное наследство, которое им действительно оставил знаменитый полковник… Весьма сомнительный клад!»
Александра не отводила взгляда от северной аллеи, ее губы беззвучно шевелились. Из орешника выскочила сойка. Сверкнув голубыми зеркальцами на крыльях, она перепорхнула на соседний куст, перелетев аллею, и уже оттуда с любопытством уставилась на женщину.